Истинная для Ворона - Мирослава Адьяр Страница 42

Я ее знаю…

Точно знаю!

Только в прошлый раз, когда ее насиловали, я спряталась в подвале и дрожала от страха. Я ей не помогла…

Рука с такой яростью сжимает нож, что мне кажется — рукоятка вот-вот переломится.

Тело слабое, молодое, хрупкое.

Мой страх пожирает внутренности, точит, разъедает кости, лишает сил. Но даже в юном теле, еще не иссеченном шрамами, не натренированном, не готовом к бою, я — все еще я. И куб не может отобрать у меня знания и опыт.

Эта мразь не отберет мою суть!

Ублюдки за углом не ждут нападения. Конечно, не ждут.

Уже даже портки приспустили, чтобы начать пиршество. Один только успевает голову повернуть, когда охотничий нож, не без труда, входит в подбородок снизу. Пробивает мышцы, язык и втыкается в нёбо, как в расплавленное масло. Вспарывает податливую мякоть так, что мои запястья становятся влажными от крови врага.

Кажется, что силы рук не хватит, чтобы вырвать оружие из бьющегося в конвульсиях тела; но ненависти много, она переполняет вены и натягивает каждую жилу до опасного состояния. Мышцы накачены кипящей кровью, а я уже подныриваю под руку второго мудака, чтобы вонзить нож в небольшую прореху в броне.

Я точно знаю, что она там есть, а такие отбросы вряд ли беспокоятся о тугой шнуровке куртки и подгоне защитных пластин. Кто в трущобах может дать им отпор? Зачем напрягаться лишний раз, проверяя экипировку?

Одного удара мало, а третий насильник уже тянется к пистолету. У барабана горит красный огонек, и выстрел превратит мою голову в груду раскаленных углей и пережаренных мозгов. Выхватываю пушку из кобуры на поясе раненого дозорного и стреляю первой. Не целясь, почти вслепую.

Красная вспышка прошивает густой воздух и разлетается в стороны раскаленными осколками, оставляя оплавленную дыру в броне. Изо рта мужчины вылетают хрипы и толчками выплескивается кровь, а через мгновение он падает подрубленным колосом, утыкается носом в землю и затихает.

Раненый еще пытается дергаться, даже хочет повалить меня на землю, но один удар и проворот стали в горле быстро отправляют ублюдка на суд Саджи.

Девчонка на земле скулит и извивается, пытается отползти в сторону.

— Тише. Тише! Я не сделаю тебе больно.

Путы приходится ослаблять медленно и осторожно — их не возьмет ни нож, ни клинок дозорного — и как только падает последняя петля, девушка вытаскивает изо рта кляп и смотрит на меня с подозрением и страхом. Узнает ли?

Конечно, узнает. Глупый вопрос.

Имеет ли это значение?

Ведь в реальном мире ничего не изменилось. Она все еще где-то там, дома, похоронена вот этими руками.

Я сбежала. Струсила и спряталась, не помогла.

Сжимаю дрожащее плечо и мягко улыбаюсь, хочу подарить этой иллюзии хоть каплю своей уверенности. Может быть, это и не обман вовсе. Может, нечто забрасывает меня в иные реальности, где все идет чуточку иначе? И в этом мире, среди миллионов возможностей, я выбрала жизнь, а не страх, несмотря на слабое тело.

— Беги домой, — говорю уверенно и помогаю девушке встать. Подталкиваю ее в спину, хочу, чтобы ушла поскорее, потому что чувствую, как в груди натягивается болезненная струна.

Что-то неумолимо меняется, мир мигает и идет волнами, а над головой раскалывается блекло-голубое небо, трескается точно посередине, как упавшее переспевшее яблоко. Пульсирующая боль прошивает живот и бьет по позвоночнику, выгибает так, что кажется — сейчас я пополам переломлюсь.

— Чего ты хочешь от меня?! — в горле вместо крика стынет мышиный задушенный писк, вокруг — непроницаемая чернота, а трущобы давно смазались и растворились, уступив место новому пейзажу.

Под ногами тонкой красной лентой, в неизвестность, тянется узкая тропинка, не больше фута в ширину. Пронзительное карканье заставляет поднять голову, и я вижу знакомое зеленоватое свечение.

— Разве это возможно?

Шаг. Осторожный второй. Нужно поймать нужный темп, чтобы двигаться быстро. Одежда непривычно тесная и плотная, отчего кожа моментально покрывается потом. Кроме дороги ничего не видно — только темнота вокруг, ни единого всполоха, лишь зеленые росчерки вороньих крыльев впереди. Через секунду срываюсь на бег, чтобы угнаться за вороном, а за спиной что-то шуршит и щелкает, будто сам мрак — живой.

Через сотню шагов мир раскалывается надвое, выбрасывая меня на освещенную солнцем безлюдную площадь.

Место совершенно незнакомое. Не трущобы и не верхний город. Вообще другая планета.

Тихо шелестит листва — красная, осенняя, подожженная заходящим солнцем. В воздухе разливается яблочная терпкость и сладковатая горечь влажной земли, тихо шуршит желтоватый камень под ногами. Гладкий, отполированный сотнями тысяч сапог и непогодой.

У небольшого здания неподалеку на скамейке сидит, ссутулившись, пожилой мужчина. В руке — раскрошенный хлеб, а возле ног собралась стайка птиц.

У меня в ухе что-то жужжит, а я нащупываю знакомое устройство связи.

Нажимаю и чуть не вскрикиваю от облегчения, услышав знакомый голос.

Но совершенно чужое имя.

— Анна, ты меня слышишь?

Анна?

Язык немеет во рту, ни слова не сказать, а голос продолжает допытываться, слышу ли я его.

— Анна, не молчи!

— Да! — выдыхаю и прикрываю рот рукой, чтобы не застонать от разрывающего меня дурного предчувствия. — Я… слышу.

— Слава Садже, я уже начал волноваться.

И правда. Его голос никогда не был таким взволнованным, как сейчас.

— Дождись меня, не лезь вперед, хорошо?

Куда «не лезть» я не особо понимаю. Вокруг ничего нет, кроме сферического здания из такого же желтоватого камня, как и площадь, скамейки и бесконечных алых деревьев. Проверяю пояс и нахожу незнакомые клинок и пистолет.

Подхожу к скамейке медленно и осторожно. Не знаю, как отреагирует человек на женщину с оружием. Место спокойное, и не думаю, что тут к такому привыкли, — где бы это «тут» не находилось.

Будто подтверждая мои мысли, мужчина заговорил. Удивительно мощный глубокий голос никак не вяжется с хрупким старым телом, а по моей спине бегут холодные мурашки. Пакостное предчувствие возится под ребрами, поднимает голову и тихо шипит.

— Наемники у нас редкость, — слабая улыбка кривит тонкие губы, но в запавших водянисто-синих глазах не мелькает ни единой искорки. Взгляд впивается в лицо, не отвернуться.

— Работа приводит нас в самые разные места.

Это не мои воспоминания. Они не могут быть моими. И страхи это не мои.

Ищу глазами ворона и вижу его на ветке над головой.

Зачем ты меня сюда привел? И как куб может показывать то, что случилось не со мной?