Единственная для Бешеного - Кира Купер Страница 41

Разумеется, бросать работу я не собиралась, искренне считая, что домохозяйка из меня получится крайне фиговая. Я готовить-то умею так себе… Боже, как хорошо, что мне достался мужчина, который самостоятельно заботится о своем пропитании!

Но теперь приходилось планировать свои расследования в угоду новому статусу. Для избранных я была сокровищем, единственной одного из самых молодых судий Совета. Для остального вампирского сообщества – спутницей Бешеного, которого этот Совет по разным причинам помиловал. Что-то такое полулогичное они там придумали, я и в подробности вдаваться не стала, хватит с меня вампирских интриг.

Для людей же я просто вышла замуж за лучшего мужчину на земле – здесь даже есть некая правда, он действительно для меня лучший! – и потеряла голову, счет времени и совесть. Для репутации это не слишком хорошо, и многие в басню вообще не поверили, решив, что я скрывалась по профессиональным соображениям. Но мне было лень заморачиваться легендой, так что сойдет.

Макса как оператора, правда, пришлось уволить, его место заняла Эмма. Когда мы встретились, я опасалась, что Бешеный его разорвет – он ненавидит, когда ко мне кто-то прикасается. Пришлось провести долгую беседу. Про Гришу, кстати, мы в итоге тоже поговорили. Это было самым тяжелым, но мне не только удалось убедить мужчину, что ничего кроме дружбы нас не связывало, но и заставить посетить его могилу. С тех пор раз в неделю специально нанятые люди меняли там живые цветы. На протяжении очень-очень многих лет.

Я знала, что болеть никогда не перестанет. Просто со временем ты миришься с потерей, и надеешься, что там, где теперь этот человек, ему гораздо лучше. Возможно, он нашел покой или даже счастлив. Мне хотелось в это верить.

Моим новым оператором стала… Эмма. Выяснилось, что вампирша не прочь пожить по-человечески, к тому же, она, как и я, топит за справедливость и ненавидит чиновников. Я мудро промолчала о том, что и мой-то, собственно, почти чиновник в переводе на иерархию смертных, и сама она работает на них. Кирилл остался рад – мужчину возле меня он терпеть не собирался, пусть даже друга, с которым мы общаемся очень много лет.

Вообще его ревность порой поражала! Лишь Демьян мог находиться со мной в одной комнате без его присутствия. Ну, еще Берг, но тот редко заглядывал. В остальном же – кровавый взгляд и жажда убийства, написанная на озверелой физиономии. Так как я окончательно перестала его бояться, то реагировала спокойно, а вот бедные рабочие, нанятые для обустройства сада новенького коттеджа, оказались к этому не готовы и, побросав инструменты, чуть ли не через забор ломанулись прочь. В общем, и смех, и грех.

– Кирилл, а ты пьешь кровь живых? – спросила как-то ночью, наблюдая, как он пытается разгрестись с навешанными на него бумагами.

Мне иногда казалось, что в Совете процветает банальная дедовщина, и всю кипу ему выдали разбираться как молодому.

– Сейчас редко, – бросил, не открываясь.

– А раньше?

– Раньше часто.

– А у женщин тоже?

– В основном у них. А что?

– Нет, ничего. А если у меня кто-нибудь выпьет, это считается изменой?

Он, наконец, перевел недоверчивый взгляд на меня:

– Что ты сейчас сказала?

– Нет-нет, ничего, работай, – улыбнулась максимально честно, но его не пробрало.

Секунда – и он уже прижимает меня к матрацу своим телом, устроившись между ног. Зная, чем обычно заканчивается такое положение, я вздохнула.

– Что, Марта? – прорычал Бешеный.

Его глаза были так близко, что я легко разглядела собственное отражение.

– Хорошо, поставим вопрос иначе: если ты выпьешь кровь у женщины, я могу решить, что ты мне изменил?

Он задумался, будто и правда мысленно рассуждая, но заволноваться я не успела.

– Дурочка. Я же говорил, что тебе стоит изучить нашу историю.

– Да дойду и до этого. Не уходи от темы!

– Марта, ты – моя единственная! Дар Провидения, Бога, Вселенной, как угодно.

– А раньше называл чирием на заднице.

– И это тоже!

– Кирилл!

– Я не понял, ты спрашиваешь меня, собираюсь ли я тебе изменять?

– Нет, заметь, я говорила не о сексе, а о питании или как у вас оно называется.

Разговаривать с серьезным лицом, чувствуя, как в живот упирается его желание, было непросто, но я пока справлялась.

– Ты ревнуешь? – он улыбнулся до того довольно, что я, кажется, покраснела.

– Ни фига! Я ж знаю, что так и так ты мой, сам когда-то сказал.

– Глупая…

– Да хватит уже обзываться! И вообще…

– Я люблю тебя!

– Не перебивай, говорю!

– Марта, ты слышала, что я сказал?

– Да, любишь. Я тебя тоже, но ты будто пытаешься срулить с те…– наконец, до меня дошел смысл его слов, и я сама себе прикусила язык.

Он же выглядел еще довольнее, чем до этого.

– Детка, ты неподражаема!

– Я…

– Да, дорогая?

Издевается, гад! Бушующие внутри эмоции готовы были вот-вот вырваться наружу. Мне то ли стыдно, то ли страшно… Я никогда не говорила мужчине о своих чувствах.

По щеке сползла одинокая слезинка. Он вытер ее большим пальцем.

– Ты чего?

– Я вообще не верю в любовь, – пожаловалась, как маленькая. – А вдруг это все связь?

– Как однажды сказал знакомый бывший судья: даже Провидение не способно открыть кому-то свою душу. Думаю, он говорил о любви.

– Так и сказал?

– Да. Так что поверь, ты моя самая большая заноза и бесишь почти постоянно…

– Взаимно!

– …но я люблю тебя. Клянусь всем, чем пожелаешь.

В следующий миг я растворилась в безумном поцелуе, чувствуя, как его ладонь скользит по обнаженному бедру. И все мысли тут же вылетели из бедовой головушки одной когда-то сильно принципиальной журналистки, всего три месяца назад свернувшей в сумерках к придорожной забегаловке. Кто бы мог подумать, что тот отвратительный растворимый кофе навсегда изменит мою жизнь!