Смерти подобна - Яна Мелевич Страница 41

— Наверное, защита, — беспечно отозвался Максим, восхищенно оглядывая карту. — Классно, никогда не видел магию карт. А с зеркалами можете?

— Это опасная магия, — нахмурилась Станка, жестком отправляя карту обратно в колоду. — Лживая, нехорошая.

— Как и любая темная, — задумчиво пробормотала я под нос, шагая вперед по освещенному коридору. Если магия Станки не подействовала, значит, мощи выкрал кто-то из своих. Или этого человека попросту использовали, как в случае с Ингой.

Пока мы шли, Максим охотно делился жизнью в храме. Ему здесь нравилось. Маленький сирота оказался брошен на крыльце, и настоятель подобрал его. Таких детей тут было больше двух десятков. Монахи воспитывали брошенных малышей в строгости, но давали взамен любовь, воспитание и знания. За это я в какой-то мере была благодарна им. Приюты при церквях всегда активно поддерживались государством. Лучше такая жизнь, чем быть брошенным на улице.

— Хочу быть сильным, как отец Олег или диакон Василий. Но у меня нет магических способностей. Хотя вот отец Сергий говорит, что тоже многое могу…

Я непроизвольно улыбнулась. Наш учитель остается им в стенах этого места.

Голоса приближались. Служба уже началась, слышалась молитва, и у меня возникло невольное желание пройти чуть дальше, выглянув в зал. Посмотреть на Василия, склонившего голову перед настоятелем. Странные мысли, раньше они никогда не забредали мне в голову.

Поэтому, отвернувшись, я подошла к небольшой малозаметной дверце.

— Она ведет к алтарю. Сейчас, только найду амулет, — принялся рыться в карманах Максимка, рассеянно осматривая свои одежды.

Мы терпеливо ждали, пока он с торжественным вскриком не извлек какой-то продолговатый предмет. Оказалось, это такой ключ, больше напоминавший металлическую плоскую палку с нанесенными на нее рунами. Стоило Максимке вставить его в замочную скважину, как внутри что-то щелкнуло. Ключ повернулся сам без каких-либо усилий со стороны. По краям двери пробежали светлые искры магии, а затем она отворилась, услужливо пропуская нас в самое таинственное место в храме.

— Только это… — Максимка помялся, и мы со Станкой оглянулись, уже будучи у порога. — Ничего особо не трогайте. Настоятель или главный священник могут заметить.

— Конечно, — кивнула я.

— Мне туда нельзя. Да и время позднее, — он еще некоторое время постоял, пока не сорвался с места, убегая обратной дорогой по своим делам. Стараясь не оборачиваться, Максим спешил, а мы смотрели ему вслед, пока маленькая худенькая фигурка, запинающаяся о ткань своей одежды, спешила поскорее убраться. Думаю, Максимка одновременно боялся и жаждал узнать побольше. Что ж, не смею его осуждать. Ни к чему рисковать ребенком.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Ты готова? — Папуш поправила волосы, внимательно посмотрев на меня. Я вздохнула, нащупала в кармане флакон с зельем, затем кивнула.

Алтарь всегда строился на возвышенной части храма. Внутри находилась специальная завеса, открываемая в установленные моменты богослужения. Она символизировала отваленный Ангелом от Гроба Господня Камень, тем самым приобщая всех стоящих в храме людей к тому, что происходит здесь.

Напротив Царских врат стоял Престол — деревянный стол на четырех ножках, украшенный окладами с изображением священных событий и надписями. Он являлся самым святым местом храма, на котором совершались Таинства. Здесь же был жертвенник, где готовили хлеб и вино. За Престолом было расположено Горнее место. Помимо всего прочего, мы со Станкой успели осмотреть сосудохранилище и ризницу. Папуш взялась за священные сосуды, используемые для совершения Таинства. А я осматривала лежащую одежду, в которую облачались священнослужители для проведения церемоний.

— Не думаю, что мы что-то найдем, — задумчиво произнесла Станка, подходя к столу и внимательно дотрагиваясь до каждого выступа. — Посмотри, — подозвала она меня.

В воздухе витал аромат воска и ладана, перемешанного с чем-то еще. Когда я наклонилась, то запах ощущался отчетливее, будто этой смесью натирали сам Престол. Заглянув под него, я увидела на одной из ножек прикрепленный ящичек. Именно он служил местом хранения мощей святых мучеников, провозимых сюда из другого храма с особой торжественностью. Как той же Агриппины.

— Ничего не чувствуешь? — спросила я, проведя пальцем по крышке. О да, мне даже не нужно гадать, что это.

— Магия? Я ощущаю ее. Остался след, видимо, здесь после не проводили никаких Таинства, и след остался, — прищурилась Станка.

— Ага. Это мое проклятие, брошенное в день первого нападения, — поджала я губы, рассматривая едва заметные зеленые всполохи. Не знай я, что это, или не обрати внимания, даже не зациклилась бы. Но некромант всегда узнает свою работу везде.

— Теперь у меня точно нет сомнений, что наш воришка служит или работает в церкви, — мрачно покосившись на зеленоватую паутину, япровела ладонью по крышке, убирая ее. Выпрямилась, доставая зелье. Лишь открыв пробку, ощутила, как Станка сжала мою руку и заставила остановиться, когда я поднесла бутылек к губам.

— Что?

— Будь очень внимательна, — строго проговорила она, глядя на меня черным взором. — Межпространство — опасная штука. Там сознание не понимает, где реальность, а где воспоминание.

— Я знаю, — беспечно ответила я.

Осторожно высвободила свое запястье и залпом выпила горьковатую густую жидкость, морщась от неприятного привкуса. Пару минут ничего не происходило. Задумчиво посмотрев на пустой стеклянный флакон в руке, я вздохнула, бурча недовольно:

— Нет, похоже, не стоило слушать мать Шумского. Из-за нее весь рецепт пошел насмарку…

Станка мне не ответила. Да и некому было. Подняв голову, я поняла, что мир изменил краски. Будто кто-то приглушил цвета, изменяя вокруг пространство. Передо мной мелькали и исчезали иконы, кадила, тени людей. Отдаленно доносились разговоры, а чувство было такое, словно я падаю в пропасть.

Все-таки сработало.

— Ладно Кристина, — сказала я, обращаясь к себе и, пошатнувшись, взглянула на руки.

Перед глазами все плыло, четкие границы попросту стирались. Мимо проносились обрывки чьих-то воспоминаний. Мне нужно было успеть пересмотреть их, ища нужное, и не затеряться в них, иначе это грозило тем, что мое сознание уже никогда не сможет вернуться в норму.