Морской демон - Вирджиния Кантра Страница 40

— Что это такое?

В низком голосе Маргред слышалось неподдельное удивление. Ее маленькая теплая рука ощупывала его под одеялом.

Калеб сжал зубы, разрываясь между удовольствием от движения ее руки и вызовом, прозвучавшим в этом вопросе.

— Это презерватив.

— Я знаю, что это такое. Я только не знаю, для чего ты его надел.

— Чтобы защитить тебя, — сдержанно сказал Калеб.

— От чего?

— От беременности.

Она отстранилась от него, и вся ее нежность и теплота тут же улетучились.

— Но… я хочу забеременеть. Мы же хотим иметь детей.

Мы с тобой говорили об этом.

Калеб поморщился: ее смущение ранило его больше, чем ее возмущение.

— Это было до того.

— До чего?

Он промолчал.

— До пророчества. — Она сама ответила на свой вопрос. — Ты боишься, что, если у нас родится дочь, она будет в опасности.

— Или в опасности будешь ты.

— Я хочу рискнуть.

Он всегда восхищался ее отвагой. Но он не мог и не собирался рисковать ее жизнью. Ее безопасностью.

— После случая с Реджиной я подумал… Пока мы все не выясним… В общем, сейчас это плохая идея.

— Но я хочу малыша!

Страх за нее сделал его резким.

— Ты не можешь получать все, что захочется, Мэгги.

В темноте спальни его слова прозвучали как пощечина.

— Да, — тихо сказала она. — Я знаю.

Вот черт! Калеб закрыл глаза. Чтобы быть с ним, она отказалась от всего, от своей жизни в море, от бессмертия. Все, что она у него когда-либо просила взамен, это его любовь и семья.

Если он откажет ей во втором, будет ли ей достаточно только первого?

Проснувшись, Реджина увидела рядом смятую подушку и пустую постель. Снова одна. В этом смысле ее жизнь возвращалась в свое нормальное русло.

Она потерла рукой лицо и поморщилась от боли в разбитых пальцах. На сердце было тяжело. Черт! Она села на кровати, не обращая внимания на утренний хор птичьих голосов за окном и настоящий хит-парад болезненных ощущений от многочисленных царапин и кровоподтеков. Некоторые из них начинали приобретать очень интересную окраску. Например, пальцы на ногах. Прихрамывая, она подошла к зеркалу. Ее горло…

Она смотрела на свое бледное, истерзанное отражение с запавшими глазами и часто моргала, стараясь остановить выступившие слезы. Выглядела она ужасно. Неудивительно, что Дилан не задержался. Он как все мужчины, подумала она, поднимая с пола свои брюки от тренировочного костюма. Получил, что хотел, и…

Но по отношению к нему это было несправедливо. Прошлая ночь была на ее совести. В отличие от многих, она знала, как относиться к собственным поступкам и как брать на себя ответственность. Вспомнив о том, как она бросалась на него и что они вытворяли в темноте, она покраснела. По крайней мере, утром ей не пришлось переживать по поводу того, как посмотреть ему в глаза. Такой вариант был самым легким для всех. Для нее. Скоро проснется Ник. То, что Дилану удалось объяснить ему свое присутствие в их квартире вчера вечером, еще не означало, что ей удалось бы объяснить его присутствие у себя в постели сегодня утром.

Она натянула спортивные брюки. Начало восьмого. Обычно в это время она уже два часа была на ногах. Сейчас она потихоньку проберется в кухню и…

Дверь спальни распахнулась.

Она резко обернулась и изумленно уставилась на Дилана, стоявшего на пороге с кружкой в руках, от которой поднимался пар.

— Думаю, тебе нужно выпить вот это.

— Что?…

— Чай с медом. — Он поставил кружку на комод, избегая ее взгляда. — Так делала мама, когда у кого-то из нас болело горло.

Сердце бешено забилось у нее в груди. Голова пошла кругом. В висках стучала единственная мысль: он приготовил чай для нее. Как это делала его мама. Она уже чувствовала этот аромат: лимон, мед, тонкий оттенок специй.

Дилан, прищурившись, взглянул на нее.

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально.

Горло ее сжалось, и она с трудом выдавила из себя это слово.

Но это была неправда. Она была в опасности, в ужасной опасности.

Реджина была практичной женщиной. Она могла выдерживать мрачные взгляды Дилана и его насмешливый тон. Она могла подавить в себе сочувствие к его исковерканному детству, свою беспомощную реакцию на его бурную страсть. Со временем она даже могла бы привыкнуть к его таланту появляться в нужном месте точно в нужный момент.

Но эта неловкая предупредительность делала ее совершенно беззащитной перед ним.

Она плотно сжала трясущиеся губы. Черт… Она подвергалась огромному и очень реальному риску влюбиться в него глубоко и безнадежно.

— У нас все будет нормально, — заявила Антония, обращаясь к Реджине, и это прозвучало настолько похоже на тон ее дочери, что брови Дилана удивленно полезли вверх. — Мэгги на месте. Люси на месте. К обеду мы откроемся.

Реджина прислонилась к обитой нержавейкой стойке, не обращая внимания на нож, летавший словно молния в каких-то сантиметрах от ее бедра: вжик, вжик, вжик…

— Тогда я нужна буду, чтобы делать заготовки.

— Ты сможешь делать это, когда вернешься. А сейчас тебя хочет видеть Калеб. Чтобы записать твои показания.

Дилану было в высшей степени наплевать на то, что хочет его брат. Калеб все равно не мог защитить Реджину.

— Я не могу. — Реджина схватила с разделочной доски кусочек красного перца и сунула его в рот. — Я записалась на прием к врачу.

— Зачем?

— Ну… — Она вытерла руки о джинсы, стараясь не смотреть матери в глаза. — Просто обследование. Она хочет окончательно убедиться, что у меня не отвалились пальцы на ногах.

Дилан приподнял бровь. Значит, она еще не говорила Антонии о своей беременности. Только ему. И то только потому, что у нее не было выбора. Он испытывал непривычный подъем, связанный с чувством ответственности.

— А ты чем займешься, пока Реджина будет у врача? — спросила Маргред.

Взгляд Дилана равнодушно скользнул мимо Люси и остановился на ней с легкостью, которая показалась ему даже… тревожной. Ни один мужчина не стал бы смотреть на Люси, если в это время в комнате находилась Маргред. Люси была высокой и безобидной. Человек. Ничем не примечательный человек. А Маргред была… самой собой. Калеб, видимо, в последнее время не особо давал своей красавице жене спать по ночам. Под ее глазами лежали темные тени.

В большой ресторанной кухне достаточно просторно и достаточно шумно, чтобы они могли спокойно поговорить. Он подошел поближе и понизил голос, чтобы никто не мог его слышать.