Дом Дверей: Второй визит - Брайан Ламли Страница 40

– Спенсер! – тревожный крик Анжелы, или восклицание, произнесенное, словно шепотом, имя Джилла и шипение воздуха… Казалось, мир вывернуло наизнанку, все перевернулось вверх тормашками с мучительным, глухим скрежетом. – Спенсер… Спенсеррр… Спенсерррр!

Джилл услышал крик и попытался ответить:

– Анжела… Аа-Анжела… Ааа-Анжела!

Но услышал он лишь собственный голос и единственное слово, бывшее ее именем – искаженный и гулкий звук, словно попавший в лабиринты инопланетного пещерного комплекса. Затем откуда-то, из водоворота бессмысленных цветов и калейдоскопа образов, которые могли быть расплавленными осколками голубого неба, черной скалы, белого маяка и серо-зеленого моря, выскользнула ее рука и, вслепую отыскав, сжала его руку.

На мгновение пала тьма. Словно что-то тяжелое и жидкое обрушилось на них, будто свинцовая волна, и скользнуло дальше. Но удивительно, когда волна миновала, люди почувствовали, что по-прежнему стоят, хотя и застыв, как статуи, в своих первоначальных позах…

То есть, они стояли какой-то миг, а потом повалились наземь, рухнули на колени или просто осели на ватных ногах.

Все, как по команде, закрыли глаза. Визуальная атака в виде плавящегося мира оказалась для людей непереносимой, слишком страшной: словно кто-то неожиданно быстро провел добела раскаленной кочергой слишком близко к глазам. Они попали в… Замок!

Джилл, Тарнболл и Анжела почти одновременно сощурились, а затем открыли глаза. И тогда:

– Мы внутри! – прохрипел Джилл.

– Да, и притом – трезвые, – сглотнул Джек Тарнболл. – Но будь у меня сейчас бутылка, ни ты, ни САС, вместе взятые, не смогли бы помешать мне как следует приложиться!

– Мы внутри, – повторила Анжела вслед за Джиллом дрожащим голосом. – Но где внутри? Я хочу сказать, мы попали туда, куда ты и собрался попасть?

– Дай мне разобраться в своих чувствах, – попросил Джилл. – Но, прежде всего, дай мне сориентироваться!

Они втроем первыми поднялись на ноги, помогая остальным встать и пытаясь их успокоить. На сей раз Миранда Марш безмолвствовала. Она могла только ахать, пока Тарнболл поднимал ее на ноги. А вот Джордж Уэйт, казалось, ожил.

– Внутри? – он схватил за руку Джилла. – В самом деле? Ты сумел, сделать это, Спенсер? Это… внутреннее пространство того маленького… того маленького замка? – оглядевшись, он снова съежился, осознав, что это единственное место, где такое может быть. «Стены» представляли собой массу ползучих, тошнотворных цветов, пол – какую-то пенистую субстанцию, а потолок скрывался в светящемся белом тумане. Что же касается расстояния, геометрии или перспективы, то они не поддавались определению. Единственной постоянной, похоже, являлась сила тяжести: верх по-прежнему оставался верхом, а низ – низом. Но что касалось направлений…

Заметив, как скривилось лицо Уэйта, Джилл пожал плечами. Он очень хорошо понимал его.

– Стены… Они хуже всего, – обратилась к министру Анжела. – Сквозь некоторые можно просто пройти.

– Превосходный способ пропасть без вести, – добавил Джилл. – Это местечко – самый настоящий лабиринт. Пока мы здесь, давайте держаться все вместе.

Тут Барни пару раз тявкнул, отбежал от людей и через мгновение пропал из виду.

– Понятно, что я имею в виду? – указал Джилл.

Хотя относительно пса он не беспокоился. Барни знал это место, не говоря уже о нескольких иных местах. Он лучше всех прочих ориентировался в этом мире.

На Фреда Стэннерсли случившееся, похоже, подействовало тяжелей всего. Он лежал, обняв губчатую «землю», пытался вонзить в нее пальцы и, судя по его виду, вообще не пытался бы встать, если б не остальные. Когда Джилл опустился рядом на колено и положил руку ему на плечо, пилот пробормотал:

– Это… это ничего. Дай мне секунду. На меня так подействовало пространственное изменение – по-моему. Я – летчик, и полагаю, что все мои чувства настроены на это. Я хочу сказать, настроены на восприятие трех измерений. Но в этом месте… – Он беспомощно пожал плечами.

– Ты не можешь перестроиться, верно? – предположил Тарнболл.

– Желал бы я сказать тебе, что ты к этому привыкнешь, – добавил Джилл.

– Посмотрим – все ли на месте, – кратко и зловеще произнесла Миранда. Она восстановила дыхание, а также в какой-то мере ориентировку и самообладание.

Судя по интонации, эту даму из министерства явно беспокоило нечто иное, чем резкая перемена окружающей среды. И остальные сразу же поняли, что именно.

– Кину Сун! – воскликнула Анжела.

– Он шел к нам, когда… когда это случилось, – пробормотала Миранда. И повернулась к Джиллу:

– Неужели вы не могли этого остановить?

Он покачал головой.

– Эй, я же пытался добиться этого самого эффекта, не забыли?

– Спенсер, не надо выглядеть так, словно тебе не по себе, – проворчал Тарнболл. – Так что же, по-твоему, случилось с Кину Суном? Что именно тебя беспокоит?

– Мне не хочется думать о том, что же с ним случилось, – снова покачал головой Джилл и озадаченно нахмурился. – Что же до того, что именно меня беспокоит… не знаю. Какую-то минуту я думал, что у меня все под контролем, а в следующую все пошло вкривь и вкось. Словно я… управлял автомобилем, что ли… Но я не прилагал больших сил, всего лишь коснулся руля кончиками пальцев. А потом вдруг словно врезался в скалу или влетел на пандус; руль вырвало из рук!.. А что касается китайца… Кину Суна, говорите?.. Я махал ему, пытаясь заставить вернуться. Но он не обратил на меня внимания… Все зависит от того, насколько близко он подошел, когда отвердел Замок.

– Он мог проникнуть внутрь, оказавшись в другой «комнате», – предположила Анжела.

– Или мог остаться снаружи, – пожевал губу Тарнболл.

– Или… застрял где-то посередине, – лицо Джилла теперь вытянулось, а щеки запали.

– Где-то посередине? – Миранда посмотрела на него, потом на Тарнболла и Анжелу. Она переводила взгляд с одного лица на другое.

– В стене, – разъяснил ей Джилл. – Он мог застрять в твердых внешних стенах. Угодить в западню, оказаться раздавленным, задохнуться, умереть. Замку безразлично. Это машина. Для Замка что одушевленные, что неодушевленные создания – все едино. Он бесчувственен как бульдозер. Он вырастает из или около своего окружения.

– Боже мой! – вырвалось у нее. – Вы всегда такой… бесстрастный?