Кровь тайны - Марк Энтони Страница 40

Тревис сжал правую руку в кулак. Жаль, что это не так. И хотя он не мог забыть свое прошлое, Тревис понимал, что оно осталось у него за спиной – словно тень, следующая в кильватере большого корабля, ничего больше. Этому он научился в Этерионе, когда столкнулся с демоном; и то же самое ему поведал призрак Элис, его младшей сестры. Он поднимал свой стаканчик, и они молча выпивали виски.

Конечно, если бы Тревис действительно пил всё виски, которым его угощали, то к закату солнца он валялся бы под стойкой. На самом деле, плеснув посетителю настоящего виски, себе он наливал из другой бутылки, где было больше воды, чем виски, – трюк, известный любому бармену во все времена.

Как только солнце скрывалось за горами, настроение в салуне менялось. Мрачные посетители, которые приходили сюда днем, куда-то исчезали, салун заполняла шумная веселая толпа. В воздухе витал смех и сигарный дым, тапер наигрывал на разбитом пианино «Мою дорогую Клементину» или «Милую Бетси из Пайка».

Вскоре после наступления темноты за столиками с зеленым сукном появлялись игроки. Игру вел крупье, отдававший Мэнипенни часть своей прибыли. Способов расстаться с деньгами множество – покер, монте на три карты, но самой популярной игрой был фараон.

Тревису казалось, что фараон совсем неинтересная игра. Тринадцать карт – от туза до короля – нарисованы на поверхности стола. Игроки делают ставки на одну из них, причем можно ставить на проигрыш или выигрыш. Затем крупье открывает две карты. Первая проигрывает, вторая выигрывает. Таким образом, если игрок поставил на семерку как на проигрывающую карту, и крупье открыл ее первой, ставка выиграла. Или, если он поставил на то, что валет выиграет, а первая карта оказалась валетом, деньги получает крупье.

Тревис довольно быстро сообразил, что вероятность выигрыша в фараон равняется почти пятидесяти процентам. Вот почему игра пользовалась такой популярностью. Крупье получал лишь небольшое преимущество – отбрасывались первая и последняя карты колоды. Таким образом, к концу партии у крупье всегда кое-что оставалось. Впрочем, учитывая, какие суммы кочевали из рук в руки в течение вечера за одним столом, даже несколько процентов оказывались вполне приличным кушем, что вполне объясняло наличие шелкового жилета и бриллиантовых запонок у крупье.

И хотя обстановка в «Шахтном стволе» по вечерам временами достигала точки кипения, в целом люди вели себя доброжелательно. Мужчины пили, смеялись, играли, пытались завести разговоры с редкими женщинами, заходившими в салун, леди занимали не слишком высокое место на социальной лестнице Касл-Сити. В салуне можно было встретить почти всех известных мужчин города, но их жены сюда никогда не заходили.

Большинство мужчин умели пить, а проигрыши за карточным столом воспринимали со смущенной улыбкой. Но были и исключения. Мэнипенни в самом начале показал Тревису ружье, висевшее на двух крючках под стойкой. Почти каждую ночь владельцу салуна приходилось снимать ружье и направлять его дуло на перебравшего виски скандалиста или на неудачника, проигравшегося в покер, а порой на брошенного девушкой влюбленного – всем им ужасно хотелось с кем-нибудь подраться, все равно с кем.

Обычно, если дебошир не успевал допиться до полного бесчувствия, дуло ружья оказывало отрезвляющее действие, после чего буян отправлялся домой спать. Но однажды молодой человек в грязной одежде обвинил Мэнипенни в том, что он разбавляет виски водой, – обвинение едва ли подтверждалось состоянием молодого человека. Казалось, он не заметил направленного на него дула ружья, и продолжал дико размахивать руками, направляясь к Мэнипенни, который стиснул зубы и начал медленно давить на курок. Друзья обозленного пьяницы быстро схватили приятеля и вытащили его на улицу.

Вновь заиграла музыка, зазвучал смех. Тревису показалось, что никто, кроме него, не заметил, как Мэнипенни застыл за стойкой бара, продолжая сжимать в руках ружье. Его лицо раскраснелось, а на светлой рубашке темными пятнами проступил пот.

– Вы ведь не спустили бы курок, мистер Мэнипенни? – спросил Тревис. – Что бы он ни сделал, вы бы не стали его убивать?

Владелец салуна тяжело вздохнул.

– Убери от меня эту штуку, мистер Уайлдер. – Он протянул Тревису ружье. – Ради Бога, убери ее подальше.

Тревис взял ружье и спрятал на обычном месте под стойкой. Если это самое приличное заведение во всем городе, как сказала Моди, тогда что же делается в остальных салунах Касл-Сити?

К счастью, подобные эпизоды случались в «Шахтном стволе» не так уж часто. Более того, несмотря на выпивку, азартные игры и громогласность, в посетителях чувствовалась какая-то странная подавленность. Тревис даже не мог сформулировать, в чем она заключалась. Иногда он видел, как мужчина вдруг переставал смеяться и оглядывался через плечо или предлагал замолчать своему соседу, который что-то громко вещал пьяным голосом.

У них тяжелая жизнь, Тревис. Наверное, они слишком устают, вот и все.

Однако такое объяснение казалось ему не слишком правдоподобным.

Впрочем, работа в салуне не оставляла времени на размышления, и Тревис легко отмахивался от разных там странностей. С такой же легкостью он мог забыть и о Джеке Грейстоуне, а также о том, как найти обратный путь в свое время и на Зею. Он вообще мог бы забыть обо всем, кроме ежедневной работы в «Шахтном стволе».

Вот только однажды, выкатывая новый бочонок с виски, он смел опилки с пола, а потом поднял взгляд и увидел желтый плакат на стене, с которого на него смотрел человек в очках в проволочной оправе.

РАЗЫСКИВАЕТСЯ ЖИВЫМ ИЛИ МЕРТВЫМ

ТАЙЛЕР КЕЙН, УБИЙЦА.

И Тревис понял, что никогда не забудет о том, кем был.