Хранители скрытых путей. Огненный Герцог - Джоэл Розенберг Страница 40

В общем, немало нашлось бы тех, кто повесил бы Вселенную на шнурок и подарил ее Фрейе носить как ожерелье — что, в некотором смысле, и было проделано.

Почитай что-нибудь по астрономии, Йен. Спроси у астронома: где вся материя? С помощью лучших инструментов, какие в состоянии создать ваша наука, обнаружено лишь десять процентов от расчетного количества вещества, потребного для циклического обновления Вселенной, для того, чтобы со временем материя могла сжаться в монолит, из которого возникла, и начать все сначала.

Нет, если ваши ученые все разузнали, Вселенная существует лишь один цикл: Гинунгагап [24]вовсе не разделяет циклы, это не более чем окончательная тепловая смерть. Последний Всхлип вместо неторопливого мерного ритма Больших Взрывов.

Но это, конечно же, не соответствует истине; вещь, будь то цветочный горшок или Вселенная, не обретает бытие просто так. Вещь как-то да создается. После конца и в начале, когда был лишь Единый Бог и монолит, в течение невообразимо долгого и невообразимо короткого отрезка времени, Единый Бог отщипнул десятую часть материи и вдохнул в нее жизнь и движение, дабы она начала расширяться, раздвигая оболочку, а потом лениво слепил оставшееся в несколько комков, собираясь, вероятно, поиграть с ними попозже — может статься, точно так же, как с той десятой частью.

Но он так и не взялся за них, и, наверное, никто не знает почему.

Многие пытались взывать к Единому Богу, и еще больше тех, кто заявляет, будто услышал ответ, но эти ответы — просто общие места. Единый Бог, говорят они, велел им быть добродетельными или хорошими; он никогда не объясняет, насколько следует нагревать клинок, если вы хотите закалить его надлежащим образом. Он настоятельно рекомендует обуздывать плоть, но никогда не инструктирует, как делать аппендэктомию.

Люди верят, что говорят с ним. Но, полагаю, он не слушает.

Однако я увлекся. Я лишь хотел сказать, что вся прочая материя была… сжата в несколько — семь, если точно — отдельных комочков, которые так и остались лежать без дела. В конечном итоге, как большинство ценностей, они попали в руки вестри…

Нет-нет, не надо думать, будто я настроен по отношению к ним слишком критически; я люблю цвергов и всегда их любил. Но отцом их был неуч, а матерью — троллиха, и, будучи умельцами, они вдобавок обладают привычкой тащить все себе, хранить сокровища — без всякой на то причины, как древесная крыса заделывает свои мусорные кучи кристаллизовавшейся уриной. Народ Двалина в этом отношении хуже всех прочих, хотя они вовсе не исключение.

Рассказывают, что Фрейя наткнулась на трех вестри — назовем их Брисингами — и что они взяли семь камней и оправили их в ожерелье, которое мы можем именовать Бриcингамен. С камнями, конечно же, нелегко было работать, поскольку в каждый из них ушло столько материи, но эта материя… как бы это сказать… отброшена в другое измерение, точно так же, как Тир-На-Ног расположен в другом измерении по отношению к Новейшему Миру. Так что пока камни остаются камнями, содержащаяся в них материя существует несколько в другом месте, а наши цверги принадлежали к ранним поколениям вестри, и потому руки их сохранили нечто от волшебной сноровки отца, пусть сметливостью они и не блистали.

Однако с похотью у Брисингов все было в порядке.

Посмотрим на ситуацию с точки зрения Фрейи: трое сластолюбивых идиотов владеют ожерельем, которое не просто прекрасно, но и содержит достаточно материи, чтобы пересотворить Вселенную. Фрейя сделала бы ради ожерелья что угодно, а цверги потребовали всего лишь, чтобы она провела с ними в постели семь дней и семь ночей.

Так она и поступила.

Харбард почему-то свирепо уставился на Фриду, которая опустила лицо, чтобы не встречаться с мужем взглядами.

Йен покачал головой:

— Вы хотите сказать, что это ожерелье можно использовать для… для чего?

Осия рассудительно посмотрел на Йена.

— Чтобы завершить бытие Вселенной; чтобы снова сжать материю в единое целое, восстановить монолит. Сведущий в магии — несомненно, любой из Старших Народов, вероятно, даже человек — может использовать ожерелье, чтобы самому стать Единым Богом — или Единой Богиней — нового цикла. — Он улыбнулся. — Возможно, это было бы к лучшему; пусть уж Бог следующего цикла окажется поэтом, а не часовщиком, верно?

Харбард нахмурился.

— Чушь это все. Вселенная сожмется, когда настанет срок. Совершенно нет нужды торопить это время.

Фрида склонила голову набок.

— Это ты так думаешь… однако всегда водились те, кто придерживался иного мнения. — Она повернулась к Йену. — Вот почему ожерелье забрали у меня и отдали в более надежные руки.

Больше всего Йена поразило то, что он не особенно удивился:

— Фрейя?

Та улыбнулась.

— Да, Йен?

— В самом деле?

— Ах… — Ее улыбка сделалась шире. — Ты не веришь мне, юный. Что ж…

Впоследствии Йен пришел к выводу, что все произошло, пока он мигает, поскольку не было момента, когда она менялась или изменилась, но внезапно она стала другой.

Он едва не задохнулся, глядя на нее, и обнаружил у себя просто-таки болезненную эрекцию. Длинные золотые волосы, ниспадая, ласкали фарфоровые плечи, вселяя в Йена ревность. Гладкое лицо было цвета сливок, лишь розовели еле тронутые румянцем вздернутые скулы. Полные алые губы чуть приоткрылись, простое платье, дразня, скрывало высокие крепкие груди…

— Прекрати! — резко произнес Осия.

Йен, должно быть, снова мигнул: теперь ее волосы сделались черными и блестящими, как вороново крыло, по контрасту с оливковой кожей, а в миндалевидных синих глазах Йен мог бы утонуть. Между кроваво-красных губ показался соблазнительный розовый язычок…

— Прекрати сейчас же! — сказал Осия, упираясь кончиками пальцев в столешницу и подымаясь на ноги. — Я не позволю тебе обращаться с ребенком подобным образом, раз уж я у него в долгу.

Йен, надо полагать, снова мигнул, потому что теперь Фрейя стала такой, какой он увидел ее впервые: очень красивой женщиной неопределенного возраста. А не богиней.

Она покачала головой:

— Прости меня, Йен. Мне не следовало играть на твоих чувствах; я-то надеялась, что давным-давно выросла из подобных игр. — Фрейя тепло улыбнулась юноше. — В конце концов.

Йен попытался сказать что-то в ответ, но из его рта вырвалось лишь мычание.

Харбард фыркнул.

— Оставим это. Мы беседовали о Брисингамене… Досказывай.

Фрейя на мгновение поджала губы.

— Один, — начала она, — велел мне отдать ожерелье ему — что я и исполнила, а он вручил ожерелье Строителю, который разломал его и разделил камни, спрятав их все по одному.