Пасынок судьбы - Владислав Русанов Страница 40

Пан Тавдзьвил был рыцарем что надо — при копье, коне и щите. Волочилась за ним телега, заваленная выше бортиков каким-то тряпками, тюками, скамеечками и тазами. Имелся и оруженосец — хмурый малый с бородавкой на носу, — и слуга, корчащий по обыкновению такие рожи, словно с рождения маялся зубами. Причем сразу всеми. И, конечно же, благородный пан не сомневался, что с легкостью призовет к ответу излишне развеселившегося мальчишку, а заодно, поскольку мальчишка настоящий меч на перевязь нацепил, и славу стяжает, как и положено, победив вооруженного соперника.

Вначале пан Тавдзьвил велел приструнить юнца своему оруженосцу, который, к слову сказать, был старше Годимира на пару лет, а следовательно, давно мог носить пояс и шпоры, а раз не стал рыцарем, значит воистину рылом не вышел. Или умением…

Годимир с легкостью увернулся от его подзатыльника, просунул руку хмурому оруженосцу между ног и, подсев, вскинул его себе на плечи. После этого, невзирая на протесты со стороны как оруженосца, так и самого рыцаря, вынес несчастного во двор, и с размаху уложил в навозную кучу возле хлева. Корчмарь, видно, огород вознамерился удобрить и ждал, пока коровьи лепешки и конские кругляши хорошенько перепреют.

Оруженосец вскочил, смахнул рукавом навоз с бородавки и кинулся с кулаками, но получил короткий удар в подбородок и отправился в пышущую жаром кучу вторично. На этот раз надолго. Еще бы! Куда ему до Славоща…

Пан Тавдзьвил выскочил следом и видел от начала до конца надругательство над своим человеком. Тут уж никакой рыцарь не стерпит. Даже под угрозой верного поражения. Честь дороже всего. Пан Белая Вежа выхватил меч и бросился в бой. Перчатки он не бросал. Не много ли чести какому-то малолетнему бродяге?

Возможно, горячий пан из Поморья и считался неплохим фехтовальщиком. Да и длиной меч его превосходил клинок лужичанина на добрых три ладони. Это ему не помогло. Вышедший на поединок, не погасив гнева в сердце своем, наполовину побежден. Удача поддерживает хладнокровных и расчетливых воинов.

Годимир встретил каскад его «гневных» ударов — то бишь ударов наотмашь, сверху вниз и наискось, в голову и плечи врага — скользящими отбивами, давая силе Тавдзьвила, помноженной на размах меча, уйти в землю. Потом поймал его клинок на середину своего меча, мягко отвел в сторону и самим кончиком распорол рыцарю левое предплечье, не защищенное кольчугой — по случаю отдыха в корчме хауберк покоился в телеге.

Отчаянная контратака пана Белая Вежа, взбешенного ранением не смертельным, но опасным обильно хлынувшей кровью, захлебнулась, разбившись об умелую и хладнокровную защиту. Окружившие место поединка зеваки не знали, что Годимир сейчас истово молит Господа не позволить нелепой случайности увести из-под носа желанную победу.

Господь услышал. Или пан Тавдзьвил был никудышным рыцарем, или гнев помрачил его разум, но он не пытался разнообразить удары. «Гневный» справа, «гневный» слева. «Гневный» справа, «гневный» слева. «Гневный» справа… Годимир не стал отражать или отводить в сторону очередной удар, а просто шагнул в сторону, держа меч в «плуге» и сделал точный выпад. Острие клинка вонзилось самоуверенному пану на ладонь ниже левой ключицы.

Ни в шинке, ни в округе хорошего лекаря не оказалось. А даже если бы нашелся? Смертельную рану ни один медикус не излечит. Тут уж чародея подавай, да и то вряд ли спасет. Волшебство, оно тоже не всесильно, что бы там ни болтали досужие сплетники.

К счастью для Годимира, поединок проходил не где-нибудь, а в окрестностях Выровы, а выровчане, как известно, панов из Поморья не слишком жалуют. Поэтому бой был признан честным и справедливым, а победителю достался конь, щит и копье. От бородавчатого оруженосца и слуги юноша отказался сразу, да те не сильно и навязывались.

— А потом был мой первый волколак, — тихо продолжал Годимир.

— Ты так говоришь… — покачал головой Олешек.

— Как?

— Ну… Как другой сказал бы — первая женщина.

Словинец невесело усмехнулся:

— Верно. Точно подметил. А ведь знаешь, Олешек, волколак у меня первее был, чем женщина…

— Так ты же рыцарем странствующим хотел стать, а не бабником странствующим, а?

Годимир кивнул.

— Ладно. Дальше что было? — махнул рукой шпильман. — Или нет… Давай все же про волколака.

— Ну, про волколака, так про волколака… — Годимир потер ладони.

В село со смешным названием Пузичи — кто только додумался? — он явился ближе к концу лета, под вечер. Еще с утра над трактом пронеслась гроза, оставив после себя сырость и щекочущий ноздри аромат, разлитый в теплом воздухе. Теперь сполохи молний мелькали над дальним лесом, озаряя верхушки деревьев призрачным, причудливым светом.

— Прошу, прошу пана рыцаря, — согнулся в поклоне потрепанный корчмарь, принимая повод коня. — Чем богаты, тем и рады…

В мрачной, освещенной лишь двумя масляными плошками корчме, сидели по лавкам угрюмые кмети. Не пили пиво, не травили байки. Просто сидели и пялились. Кто в лицо соседа, кто в закопченную стену. Поневоле вспомнилась старая сказка про королевство, где люди разучились улыбаться, и пришлось юному рыцарю отправляться разыскивать башню злого колдуна, отобравшего радость и смех, сразиться с ним и… Ну, понятное дело, победить. В сказках юные рыцари всегда побеждают. Чего, к сожалению, нельзя сказать о жизни.

При виде Годимира кмети вскочили, мигом освободив один стол, а сами сгрудились за вторым, продолжая обмениваться неласковыми взглядами.

Отправляться на поиски башни коварного колдуна парню не хотелось. Если признаться честно, он не был уверен наверняка, что сумеет победить самого плохонького чародея. А потому Годимир спросил, глядя прямо в сальные космы, падающие корчмарю на глаза:

— Что стряслось?

Тот долго тряс чубом, кряхтел, пыхтел, не решался начать, а потом выложил все, как на исповеди.

В чащобе, что начиналась за околицей села, завелся волколак. Сперва старуху заел, которая ягоды собирала. Хоть и вредная была бабка, а все-таки жалко. Погрешили на волков, но лесничий, приехавший ради такого случая из панского маетка, сказал, что следы какие-то странные. Вроде бы и волчьи, и не волчьи… Но и не медвежьи, а на рысь не похожи тем паче. Поудивлялись-поудивлялись, похоронили бабку и забыли. Вернее, думали, что забыли. Нападение повторилось. На сей раз пострадал известный гуляка, хорошенько посидевший с вечера в корчме и забредший с пьяных глаз в лес. Его нашли со скрученной шеей. Глубокие ссадины от когтей на коже не были человеческими, но не были и звериными. Вскоре отправившиеся в ближний малинник дети вернулись домой перепуганные до полусмерти и рассказали, что выскочил из кустов мохнатый зверь и кинулся к ним. Бежал он то на четырех, то на двух задних лапах. Спасла детишек от верной смерти верная, если уместна такая игра слов, собака. Бросилась наперерез. Куснула раз, другой, вцепилась зубами в бок… Перепуганная ребятня не стала ожидать исхода схватки, а припустила что есть сил. Добрались до села задыхаясь и падая с ног, но целые и невредимые. А собака не вернулась. И даже тела ее не нашли кмети с вилами, прочесавшие ближний лес частым гребнем. После этого нападения прекратились почти на месяц. И вот третьего дня десяток парней и девок затемно возвращались из соседнего села. С танцев. Смеялись, веселились, пели коломийки, щелкали орехи. Вдруг зашуршало в кустах, воняющая псиной и нечистотами тень пронеслась между столпившимися людьми, походя раскидав крепких парней. Кстати, один до сих пор не пришел в себя — упал, стукнулся головой о корягу. Когда опомнились, пересчитали друг дружку, выяснилось, что пропала Явдоха, дочь бондаря Маркела Рыжика, девка бойкая и конопатая. Кинулись искать, но обнаружили лишь несколько клочков одежды, измаранных кровью и кот [36]с разорванным голенищем. Утром Маркел сунул топор за пояс, взял в руки вилы и ушел в лес. Вот сейчас вторые сутки на исходе, а бондарь все не возвращается.