Тени зимы - Джиллиан Брэдшоу Страница 40

Артур был очень доволен результатами их поездки. Он все еще надеялся, что ему хватит времени, чтобы назначить Гвина своим преемником. Поддержка Уриена и сыновей Кау оказалась бы в этом случае неоценимой. Он взял за правило рассказывать Гвину о разных странах, в которых ему приходилось бывать. По результатам этих разговоров король сделал вывод, что Гвин хорошо разбирается в политических раскладах, и его вполне можно учить и дальше. Гавейна он в качестве преемника не рассматривал. Все-таки рыцарь был иностранцем по рождению, его мягкий характер и налет потусторонности делал его непригодным для власти; а вот Гвин обладал для правителя Империи всеми необходимыми качествами. Возможно, Артура просто заворожила схожесть прошлого Гвина и его собственного. Были у нас и другие надежды, о которых мы не осмеливались пока говорить, и чем хуже становилась ситуация, тем больше мы надеялись.

Отряд, пришедший с Мордредом, со временем начал создавать проблемы. Некоторые из воинов принадлежали к королевскому клану и громко возмущались Артуром; все были преданы исключительно Медро и полностью подчинялись ему, в то же время крайне враждебно относясь ко всем остальным. В Камланне они сформировали сплоченную, замкнутую группу, отделенную от прочих воинов культурными, языковыми и религиозными барьерами. Вот только барьеры эти они легко преодолевали, когда хотели поссориться с членами Братства. После нескольких поединков Артур отправил большинство из них обратно на корабли Медро и приказал им патрулировать западное побережье от набегов. В декабре обнаружилось, что один из этих кораблей сам ходил в набег, и Артур приказал казнить виновных. К сожалению, среди казненных оказались два человека из королевского клана, и их казнь чуть не привела к вооруженной стычке с остальными. Разговоры после этого не утихали долго. Говорили, что «Пендрагон хочет закончить то, что начал О’Нил».

В то же время слухи, которые распускал Медро о своем отце, широко распространялись, и наши шпионы сообщали о них со всех концов Британии. Ни один король не осмелился спросить Артура, правдивы ли они, но вскоре мы и сами увидели, кто им поверил. Такие люди стали проявлять явное беспокойство, когда приходилось обращаться к нам по делам. Другие просто делали вид, что никакого Верховного Короля знать не знают. Но самое серьезное беспокойство слухи вызывали в Камланне. Медро снова сумел собрать большую часть своих сторонников, и ссоры в Братстве начались заново с той лишь разницей, что если раньше целью его нападок становился, в основном, его брат, Гавейн, а решения Артура только изредка ставились под сомнение, то теперь он почему-то решил перенести огонь на меня. Говорили, что Артур слишком полагается на мое мнение, а мнение это сплошь и рядом оказывается предвзятым. Это следовало считать уже прямым выпадом. Артур, охраняя свою ужасную тайну, действительно часто оказывался несправедлив к Мордреду, и злые языки в крепости подолгу смаковали каждый такой случай. Куда бы Артур не пошел, его провожали теперь сотни встревоженных, а то и вовсе недружелюбных глаз.

Некоторым из последователей Медро стало не по себе, им не нравилось новое направление атаки. Часть из них растерялась еще после попытки отравления, другую часть смутила смерть Агравейна. Но все еще оставалось довольно много людей, примерно человек сто, на которых Медро мог положиться, а еще около полусотни сомневались, кого им стоит поддерживать. Надо сказать, что эта последняя группа постепенно таяла, по мере того как люди определялись со своими симпатиями и антипатиями.

Спокойной ту зиму никак не назовешь. Артур изводил себя работой. Вставал до рассвета, работал сам и старался найти дело для всех, лишь бы не оставлять свободного времени на ссоры. Он рассылал множество гонцов чуть ли не ко всем королям Британии, пользовался любым предлогом, чтобы продемонстрировать верховную власть, напомнить о том, что они живут в Империи, хотя многие делали вид, что они сами по себе. Он изо всех сил старался показать, что нет никаких слухов, что они его совершенно не беспокоят, что он все тот же деятельный энергичный правитель. Но по вечерам он едва доползал до постели и падал на нее почти без чувств. Ночами его мучили кошмары; он часто просыпался с именем Моргаузы, подходил к столу, зажигал лампу и читал наши потрепанные книги или часами писал страстные письма. Я, естественно, тоже просыпалась, вставала и неизменно заставала его за столом в соседней комнате. Свет лампы ложился резкими тенями на его лицо, подчеркивая все новые морщины. Я пыталась убедить его отдохнуть, потому что он отчаянно не высыпался. Как бы он не старался делать вид, что все в порядке, люди видели, что его гложет какая-то неотвязная забота. Я ничего не могла с этим поделать.

Долго в таком напряжении жить нельзя. Все чаще мне хотелось бросить все и сбежать куда-нибудь на край света. Все наши дела, коих оказалось великое множество, напоминали попытку поймать собственную тень. Как бы мы не нагружали себя делами, что бы ни говорили, что бы ни делали, слухи неотвязно следовали за нами по пятам. Часто я ловила себя на том, что, погружаясь в дела, нахожу только новые, а дни несутся, словно лошадь в галопе.

Но у меня был Бедивер; мне нужен был Бедивер. Он — мое единственное убежище, единственный весенний день посреди темной зимы. Наверное, и рыцарю было не легче, но у него хотя бы находилось время, чтобы передохнуть. Мне казалось, что не будь его, и я рухну, словно отжившее дерево. Бедивер помогал мне не только тем, что брал на себя часть забот о крепости, а тем, что просто был. Нам часто приходилось видеться, и мы старались не забывать об осторожности. Да, я мучилась сознанием своего предательства, но помимо мучений была еще и радость коротких встреч. Иногда, когда Артур в очередной раз бодрствовал по ночам, я лежала в постели, прислушивалась к скрипу пера и надеялась, что когда-нибудь этот кошмар кончится, каков бы ни был этот конец. Умереть бы, что ли… В смерти есть хоть какая-то завершенность, упорная борьба сменяется покоем. А на следующий день я плакала на плече Бедивера, потому что не могла утешить Артура, потому что мне самой нужно утешение.

Конец наступил скоро — гораздо раньше, чем я рассчитывала. В конце марта по Камланну поползли новые слухи. Однажды вечером Артур, войдя в дом, швырнул на стол пачку донесений, рухнул на стул и сказал:

— Сердце мое, у нас новый слух. Впрочем, ты, наверное, уже знаешь. Теперь они придумали, что ты спишь с Бедивером и вы оба замышляете мое падение.

— С Бедивером? — глупо переспросила я, чувствуя, как меня охватывает смертный холод.

Артур безучастно сутулился в кресле перед очагом.

— Вот я и думаю, с чего бы это Мордред выбрал теперь Бедивера. На мой взгляд, Гавейн подходит больше. Хотя нет, Гавейна он уже использовал: он у него и убийца матери, и безумец, и предатель. Для одного человека вполне достаточно. А вот на Бедивере до сих пор не было ни одного пятна. Видно, пришла его очередь. Как это он такой незапятнанный ходит? Вот Медро и решил им заняться. Ну что же, в уме ему не откажешь. Бедивер — не британец, не член королевского или какого другого важного клана, а влиянием и властью располагает. Медро постарается отыскать что-нибудь для укрепления этих слухов, а в том, что он стремится очернить тебя, у меня сомнений нет. Господи, теперь еще и Бедивер! Так у нас скоро не останется никого, кто мог бы прекратить ссору или поговорить с кем-нибудь из людей Мордреда. Вот такой удобный для него слух!