Сумерки эльфов - Жан-Луи Фетжен Страница 4

Болдуин остановил пони и откровенно зевнул. В это время с другого конца зала послышались торопливые шаги герольда короля Пеллегуна.

— Приветствую тебя, повелитель,- сказал он, прислоняя колено перед королем Красной Горы так низко, что стал виден его затылок (в этом проявлялось даже некоторое подобострастие).

Затем герольд поднялся и отошел на некоторое расстояние, как того требовал этикет. Обидчивость гномов вошла в поговорку, и они втайне ненавидели всех, кто смотрел на них свысока. Поскольку самые высокие из них едва достигали четырех футов, а люди — пусть они и были более низкого происхождения — могли достигать шести футов и выше, было важно не приближаться к знатному гостю слишком близко, чтобы эта разница не стала очевидной и его тщеславие не пострадало.

— Я сообщил королю Пеллегуну о твоем прибытии, повелитель, — снова заговорил герольд. — Он просит тебя разделить с ним трапезу. Быка уже жарят. Еще будут оладьи и вафли, из вина — кларет. Или ты сначала хочешь супа, чтобы согреться?

— Все это, но в мою комнату, — проворчал Болдуин. — Позовешь меня, когда соберется Совет.

— Увы, повелитель, боюсь, он соберется не раньше чем завтра. Нас известили о твоем прибытии только сегодня днем, а короля Ллэндона до сих пор нет.

Спутники Болдуина недовольно зароптали. Все они знали Ллэндона, короля Высоких эльфов и правителя Элиандского леса, чье влияние так или иначе распространялось на все эльфийские сообщества.

Герольд невольно вздрогнул. Взаимная неприязнь гномов и эльфов была общеизвестна, но этот гневный ропот был плохим предзнаменованием.

— Хорошо, — произнес Болдуин, спешиваясь. — Подождем Ллэндона… Кроме того, нужно, чтобы он получил мое послание… Идем.

Старый король сделал герольду знак рукой, веля отвести его со свитой в приготовленные для них покои, и небольшая группа тронулась с места. Громкий топот гномов и гул их голосов могли оглушить любого из живших во дворце людей, встреться он им на пути. «Расшумелся как гном», — говорили у приозерных людей — и воины Болдуина, казалось, получали удовольствие, добавляя к грохоту своих шагов нарочно громкие разговоры, лязг оружия и скрип кожаных доспехов.

Они дошли до дворцового крыла, где им были отведены комнаты, и герольд отступил в сторону, предоставив Болдуину самому войти в свои покои. Трое сопровождавших его гномов, вооруженных топорами, остались перед дверью, но четвертый, к большому удивлению человека, вошел в комнату следом за повелителем Красной Горы и запер дверь за собой.

«Должно быть, это его личный слуга»,- подумал герольд уходя. Ему не слишком хотелось задерживаться в компании трех воинов в блестящих от дождя доспехах, мрачных, словно голодный год.

Ближе к ночи дворец ожил. Целая армия слуг и прочей дворцовой челяди мало-помалу заполняла коридоры, зажигая факелы на стенах, разнося ужин гостям, не приглашенным к королевскому столу, и вычищая парадные одежды гостей, удостоенных такой чести.

Свернув за угол коридора, герольд, которому передалось дурное настроение гномов, едва не столкнулся с пажем сенешаля Горлуа.

— Да пребудет с вами мир, рыцарь,- сказал мальчик, почтительно отступая.

— Смотри куда идешь, вместо того чтобы носиться как угорелый! — сердито ответил он. — Сенешаль получил приглашение на ужин?

— Да, он уже у короля, — кивнул паж.

Герольд жестом отпустил его и пошел дальше. На некоторое время он задержался у оконной амбразуры, глядя на город, простирающийся у подножия дворца. Он прислонился спиной к мощным камням, из которых была сложена стена, но тут же резко отстранился с гримасой на лице: камни были сырыми и холодными. По коридору прошел слуга-карлик с подносом еды для своего господина и чихнул. Поднос покачнулся, и вино выплеснулось из кувшина на пол.

От этого последние остатки хорошего настроения герольда окончательно испарились. Обычно его оживляла вечерняя суматоха. Ни в какое другое время дня во дворце нельзя было увидеть такую мешанину разных рас. Этот простуженный карлик, поперек себя шире, с морщинистым, словно старая картофелина, лицом, прошел мимо слуги какого-то знатного эльфа, с голубоватой, словно просвечивающейся кожей, и тут же по коридору протопал тяжелыми шагами молодой, не старше шестидесяти лет, гном, неся поднос, который с трудом могли бы поднять двое людей, нагруженный кувшинами с вином, блюдами с колбасой и капустой… Герольд вздрогнул от холода и отправился по своим делам — нужно было приготовить зал Великого Совета к завтрашнему собранию.

Гномы, оставшиеся снаружи, отвели лошадей в конюшню, и теперь их пажи суетились, перенося в покои короля Болдуина все, что было необходимо для их пребывания в городе (а поскольку старый Болдуин с годами полюбил роскошь, необходимого было немало). Не обращая внимания на эту суматоху, один из членов королевской свиты сидел на нижних ступеньках широкой каменной лестницы, ведущей во дворец. Его сумки и оружие лежали рядом. Он задумчиво поглаживал каштановую бороду и курил длинную трубку из белой глины.

— Мэтр Цимми!

Гном, казалось, внезапно проснулся и взглянул на склонившегося к нему пажа (совсем юного гнома, которому едва исполнилось пятьдесят).

— Что?

— Хотите, я отнесу ваш багаж?

— Да, конечно, спасибо…

Он убрал ногу, лежавшую поперек сумок и рукояти боевого молота. Паж быстро собрал его вещи и отправился следом за остальными. Цимми продолжал в одиночестве сидеть под дождем на ступеньках, пока его трубка не погасла. В отличие от других гномов он был одет без особой роскоши, несмотря на свой высокий ранг, и не носил никаких украшений. На нем была длинная кожаная кольчуга, спускавшаяся до самых пят, почти закрывая простую зеленую тунику. На поясе висели многочисленные мешочки и сумочки, а также кожаная праща — оружие, которым пользовались в основном дети. Но никто из гномов Красной Горы не посмел бы над этим смеяться. Цимми был тем, кого гномы называют мастером-каменщиком, а люди — чародеем. Между ним и землей, камнями и скалами существовала тесная могущественная связь, превосходившая понимание даже общепризнанных мудрецов. С незапамятных времен мастера-каменщики, подобные Цимми, хранили многочисленные секреты в глубине своих подземных кузниц. Люди, ослепленные блеском сокровищ, кои те извлекали из глубоких шахт, утверждали даже, что они знают Великую Тайну превращения обычных металлов в чистое золото. Но ответить, правда это или нет, могли только они сами.

Цимми набросил на свои короткие взъерошенные каштановые волосы капюшон зеленой туники и, ворча, поднялся на ноги. Носком сапога он взрыхлил пыль, потом провел ладонью по мощным камням, из которых были сложены стены дворца. Мастера-каменщики обладали способностью читать по камням, молчаливым свидетелям былых времен. Цимми не мог сказать что-либо с уверенностью, но испытал сложное неприятное ощущение, когда смотрел на высокие башни Лота.

— Встать перед королем!

Мажордом ударил по каменным плитам пола концом резного жезла — атрибута своей должности. Тут же по залу прокатился грохот тяжелых дубовых стульев, отодвигаемых встающими гостями. Это был обычный, непарадный ужин, и приглашенных числилось всего человек тридцать — в большинстве своем рядовые вассалы или просители всех сортов, которые прибыли в Лот добиваться, чтобы их детей приняли на дворцовую службу, или жаловаться на королевские подати. Два эльфа из Гаваней — те, что жили у моря,- наверняка прибыли затем, чтобы продать редкие ткани. За одним из столов сидел барон-гном в окружении своей жены и детей, малышей лет по тридцать, а рядом с ними — еще два гнома, одетых с преувеличенной роскошью и увешанных драгоценностями. Глава семейства был явно недоволен таким тесным соседством. По обе стороны столов, расположенных буквой U и освещенных сальными свечами, горели камины в человеческий рост, такие широкие, что в них можно было зажарить быка. От их жара у гостей, сидящих к ним спиной, на лицах выступали крупные капли пота. Каменные стены покрывали гобелены и звериные шкуры. Окна были затянуты вощеной тканью, совсем не пропускавшей свежего воздуха, отчего в зале было жарко, как в парильне.