Остров на краю всего - Киран Миллвуд Харгрейв Страница 4

На следующее утро в конце каждой улицы появились бамбуковые столбики с прибитыми к ним большими деревянными дощечками. На дощечках – уведомление. Вверху – карта острова Кулион с красными кружками, показывающими, где находятся районы Sano и Leproso.

Везде повторяется одно и то же. Я оторвала один листок и принесла нане, которая не смогла подняться из-за больной ноги и осталась в постели.

СТАТЬЯ XV, ГЛАВА 37

АДМИНИСТРАТИВНОГО КОДЕКСА.

Изоляция лиц, больных проказой

1. Всем жителям острова надлежит пройти медицинский осмотр на предмет установления наличия или отсутствия проказы.

2. Лица, у которых обнаружена проказа, должны быть изолированы в районах Leproso в пределах г. Кулион. Несанкционированный проход в районы Sano строго воспрещен.

3. При обнаружении у взрослого (старше восемнадцати лет) отсутствия проказы директор департамента здравоохранения выдает ему разрешение оставаться в зонах Sano г. Кулион. Ограниченный проход в зоны Leproso может быть разрешен при надлежащем надзоре.

4. При обнаружении у ребенка (младше восемнадцати лет) отсутствия проказы он поступает под опеку директора департамента здравоохранения или его уполномоченного представителя. В этом случае ребенок подлежит отправке в приют на острове Корон.

Есть и другие правила, но дальше пункта «4» я уже не читаю. Из него следует, что, поскольку мне нет восемнадцати, я должна отправиться на Корон. В самом низу красным написано:

РАСПОРЯЖЕНИЕМ ДИРЕКТОРА ДЕПАРТАМЕНТА ЗДРАВООХРАНЕНИЯ УКАЗАННЫЕ ПРАВИЛА ВСТУПАЮТ В ДЕЙСТВИЕ В ТЕЧЕНИЕ ДВАДЦАТИ ВОСЬМИ ДНЕЙ

Прочитав уведомление, нана велела отправить бумажку на растопку, но слова документа уже отложились в памяти. Я думаю о тех, кто писал эти слова на дощечках. Понимали ли они, что переписывают всю мою оставшуюся жизнь? Или для них, как и для каждого из нас, кого в школе наказывали переписыванием, слова превращались под пером в паучков и их значения разбегались по бумаге?

В какой-то момент мне показалось, что все это только приснилось. Визит сестры Клары, собрание, мистер Замора. Проснувшись на следующее утро, я подумала, что, может быть, слишком долго пробыла на солнце и у меня сварились мозги. Но занятия в школе отменили до завершения разделения, и уведомления на столбах никуда не делись.

В постели плачет нана, и это точно не сон. Не сон – Бондок и Капуно, плакавшие у нашего дома после проведенной в таверне ночи. Бондоку надлежит отправиться в другую часть города, Sano, далеко от своего дома и далеко от нас, точнее, от наны. Капуно снова и снова повторяет, что ничего не понимает.

Я понимаю и не плачу. Внутри все съежилось, слезы высохли и застряли в горле, как орех. Интересно, а что другие дети, у которых родители – Тронутые? Ощущают ли они ту же сдавливающую грудь тяжесть?

Нана не в лучшем настроении, и стены теснят со всех сторон. Я выхожу из дома и иду в конец дворика, где нахожу согретое солнцем местечко. Ночью деревья сбросили на землю крохотные ягоды. Есть их нельзя, но они очень красивого фиолетового цвета, и я собираю плоды в подол юбки. Набираю тридцать штук – столько лет нане. Разделяю по парам и устраиваю соревнования на склоне холмика. В конце концов остается три лучших. Все они скатываются по склону быстро, но после нескольких попыток мне все же удается определить ягодку-победительницу. Ни размером, ни цветом она не отличается от остальных. На ее поверхности нет никаких отметин, он не глаже других, но каждый раз приходит к финишу первой. Интересно, в чем ее отличие?

Ложусь на спину и слежу за перемещением солнечного пятнышка, пока само солнце не опускается за наш дом и свет тускнеет. Ягодку-победительницу держу в руке и не выпускаю. Она постепенно теплеет, становится скользкой, и через какое-то время уже не понять, где кончается моя рука и начинается плод. Деревья бросают тени на землю, и облака так слабо приколочены к темнеющему небу, что местами начинают расползаться. В одном проступают очертания свиного рыла, другое напоминает летучую рыбу с лишним плавником, который, если прищуриться, превращается в лодку.

Небо блекнет. В моих мыслях, хотя я и не хочу этого, все чаще появляется мистер Замора. Я думаю о сидевших молча докторе Томасе и отце Фернане, а еще о сестре Маргарите с плотно сжатым, напоминающим рыболовную леску ртом.

Темнеет. Наступает вечер. Нана зовет меня домой. Я вскакиваю, и ягода лопается в ладони.