Михаэлла и Демон чужой мечты - Катерина Полянская Страница 4

— Тебе знакома некая Аделина Бернежка?

Прямо так и почувствовала, как расширяются мои глаза.

— Нет. А кто это?

— А Марта Ритара? — Отвечать вопросом на вопрос, вообще-то, невежливо!

— Это моя родная мама, — нехотя подтвердила я. — Она давно умерла. Но при чем здесь она?

Сомневалась, объяснят ли, все же не такого я важного полета птица, но господин Ффруа снисходительно улыбнулся и пустился в разъяснения:

— Насколько знаю, эта Марта была помощницей лекаря и одно время работала на острове, куда ссылают преступников, приговоренных к пожизненной каторге. — Начало истории казалось захватывающим. — По проверенным сведениям, одна из заключенных сообщила ей, где находится весьма ценная вещь.

— Звучит как сказка, — пробормотала я, не зная, куда себя деть: тюфяк был слишком пыльный, но стоять ноги уже устали, и в груди до сих пор ощущалась тупая боль.

Нет, правда! Остров, каторга, какие-то ценности… Мой мир всю жизнь ограничивался Черным Лесом, а в последние годы еще и крайней бедностью. Теперь его границы размылись, мир стремительно стал расширяться, и от этого шла кругом голова.

— Две недели назад Аделина сбежала, — не обращая на меня внимания, продолжал господин Ффруа. — Нам удалось перехватить ее письмо Марте. Она собирается явиться за своим.

Перехватить письмо? Кажется, теперь понимаю, по чьей милости я жалованье не могу получить… Мьярина наверняка подумала, что у меня неприятности, и решила не торопиться. Глядишь, потом и не придется расставаться с деньгами.

— Я-то тут при чем? — вопросила тоскливо.

— Отдай мне ларец и все остальное. — Джереми Ффруа подался вперед и сверкнул глазами. — Я выпущу тебя, заплачу и избавлю от встречи с Аделиной.

Обаяние этого человека постепенно переставало действовать на меня. Все чувства разом вопили об опасности. Что-то подсказывало, что дружелюбный и обходительный Джереми может оказаться куда неприятнее его грубой сестры.

— Говорю же, у меня ничего нет!

— Конечно, есть!

Мы обменялись решительными взглядами.

— Стала бы я прозябать в нищете, если бы у меня где-то были припрятаны сокровища? — Я решила воззвать к его здравому смыслу.

— Разумеется. — Здравый смысл у господина Ффруа оказался какой-то неправильный. — Все равно тут драгоценности не продать. А если Марта успела рассказать тебе о них, ты бы даже думать об этом не стала. Слишком много народу это ищет.

— Зачем иметь кучу денег, если ими не пользоваться?! — Меня стала разбирать злость.

Глаза Ффруа победно сверкнули.

— Рад, что ты это понимаешь. Ну что, давай договариваться?

Я мысленно взвыла. Ведь нормально же жили! Сборщик податей иногда наглел, лихорадка раз в год наведывалась, я хорошую работу получить не могла, — но в остальном нормально. И принесло же этих Ффруа на мою голову!

— Нет у меня вашего ларца! В первый раз о нем слышу!

— Вот упрямая уродка! — Он наконец показал свое истинное лицо, но меня, едва ли не в первый раз в жизни, оскорбление совершенно не тронуло.

Пусть я на лицо уродлива, зато он на всю голову и на совесть!

— Кому еще, кроме тебя, мать могла сказать? — уже не утруждаясь тем, чтобы держать себя в руках, шипел новый хозяин наших земель.

— Понятия не имею, мне было четыре года, когда она умерла!

Расскажи мне что родная мама, я в том возрасте все равно бы не запомнила. Но, видимо, понимание этой простой истины было выше сил нашего хозяина, потому что он с полной уверенностью заявил:

— Ты опять лжешь.

— Почему — опять? — опешила я.

— Что, так привыкла, что за собой уже и не замечаешь?

Молчу. Перевариваю. Может, он правда чокнутый?

Видимо, молчание мое было красноречиво, потому что Ффруа, не скрывая отвращения, пояснил:

— Зачем ходить в лохмотьях, когда тебе принадлежит целый дом и ты каждый месяц получаешь с трех семей арендную плату? — Омерзение в его голосе и на лице мешалось с искренним недоумением. — Глупо было плести про крайнюю бедность. Первым делом, как только приехал в Черный Лес, я встретился с управляющим и навел о тебе справки. Он собирает с жильцов деньги, это ему еще Марта поручила, и передает их тебе. Так что не притворяйся нищенкой, не поверю. Испорченной мордашке еще мог бы посочувствовать, но твое вранье и упрямство отбило всякое желание. Ну же, Михаэлла, скажи, где ларец, иначе я разозлюсь!

Ну конечно, моя одежда похожа на лохмотья! Меня сначала по лесу гоняли, потом я на грязной крыше отлеживалась, потом с нее же летела, ползала по земле и еще несколько раз падала, когда его наемники вели меня сюда. А теперь этому хлыщу, видите ли, платье мое не нравится!

И тут в голове будто перемкнуло. Гневные мысли разом исчезли, в сознании установилась звенящая тишина, которую скоро заполнили вполне здравые размышления.

Выходит, по документам мне принадлежит дом, который еще мама купила? И у простой помощницы лекаря откуда-то были деньги на целый дом? А, не важно. Главное здесь то, что я все эти годы вполне могла жить нормально и не переживать, как бы купить новое платье взамен заношенного до дыр и при этом не голодать.

Знала, конечно, что наш управляющий — жадный и подлый, но чтобы обобрать покалеченную сироту… это даже для него как-то слишком. А я ведь благодарна ему была, когда он работу мне давал, деньгам тем радовалась. А теперь оказывается, это были жалкие подачки. Но старый негодяй и этим не ограничился, рассказал про меня новому хозяину, преподнес свою версию событий. Конечно, ему-то выгодно от меня избавиться, тогда я точно про мамино наследство не узнаю и не смогу на него претендовать!

Поверят уважаемому управляющему, а не мне, смысла оправдываться нет. Поняла это и окончательно заскучала.

— Ну так что, будем говорить? — снисходительно уточнил Ффруа.

Молчу. Я уже все сказала. Не моя вина, что меня не пожелали услышать.

Наверняка в том ларце что-то важное, раз его так все ищут…

— Значит, не хочешь по-хорошему? — Джереми Ффруа вновь сорвался на шипение. — Ты понятия не имеешь, с кем связываешься! Я сгною тебя в этом подвале! Будешь сидеть тут без еды и воды! Прикажу сломать тебе пальцы, один за одним…

И ведь он и правда может все это проделать. Я втянула голову в плечи, но душевных сил не хватило ни чтобы заплакать, ни чтобы воззвать к покровителям. А может, все дело в том, что ни то ни другое никогда не срабатывало?

Глаза господина Ффруа загорелись каким-то предвкушающим огнем. Меня затопило бессильное осознание: мучить все-таки будут. Я была как никогда близка к грани, какой-то внутренней черте.

— Это должно развязать ей язык, — прошипел мой мучитель. — Орн, принеси щипцы.