Шепот блуждающих песков - Надежда Мамаева Страница 4

Наши взгляды встретились. Я увидела фанатичный блеск в глазах своего палача, его оскал, как будто он сам готовился распрощаться с жизнью, но перед этим совершить что-то великое. Как минимум революцию. Вот только голему было наплевать на грандиозные планы стрелка. Он оказался так же беспощаден, как утреннее похмелье. Истукан просто смел не успевшего нажать на курок горбуна, размозжив его о стену одного из домов. Несмотря на то что следующей на пути глиняного громилы стояла я, это не помешало мне обрадоваться нечаянному спасителю. Уж с кем, с кем, а с големами я обращаться умела гораздо лучше, чем с сиятельными и фанатиками. Круто развернувшись, я побежала навстречу глиняному громиле и в миг до столкновения подогнула колени, падая спиной на землю. Набранная скорость позволила мне проехать на голенях и лопатках аккурат между расставленных ног истукана. Вот только старая клетчатая кепка не выдержала столь стремительного развития событий и покинула мою голову во время последнего маневра. Но мне было не до сбора памятных предметов гардероба – ноги бы унести отсюда.

Эх, права была госпожа Изольда – не следовало совать носа на эти бои!

– Если удастся выбраться отсюда – обещаю стать приличной леди, как наша директриса. Буду вышивать крючком и вязать на пяльцах! – дала я себе зарок, смутно представляя себе процесс вышивки и вязания.

До приюта меня больше интересовала папина лаборатория, чем рукоделие, а после – гайки и шестеренки на верстаках Хромого Джо.

«Смею заметить, леди, что вышивать крючком весьма проблематично…» – от приятного баритона, раздавшегося в ушах, я едва не споткнулась. Подумав, что мне еще слуховых галлюцинаций для полного счастья не хватало, я припустила по направлению к приюту.

На ветку карагача мне удалось забраться лишь с третьей попытки: так тряслись руки. Это на площади я мозгами не понимала, что происходит. Вернее, даже не так: понимать – понимала, но до конца не осознавала масштаба. Тогда единственной мыслью было – убежать. А вот по дороге до приюта накрыло оно – полное осознание того, что меня за три минуты два с половиной раза едва не убили. Голема я посчитала за половинку, с этими глиняными гигантами обращаться я умела – не первый раз видела разбушевавшихся истуканов и знала, что они весьма глупы, плохо видят и слышат, к тому же не отличаются особым умом и сообразительностью. Достаточно убраться из их поля зрения, чтобы эта громадина от тебя отстала.

Уже перед тем как лечь в кровать, я решила ополоснуть лицо в рукомойной. Умывальню освещала керосиновая лампа, болтавшаяся под потолком. Плеснув воды на лицо, я машинально глянула в щербатое зеркало и подавилась криком. Над моим плечом завис призрак в парадном мундире.

– Вечер добрый, юная леди! – приведение галантно поклонилось, демонстрируя очаровательную улыбку.

В ответ я продемонстрировала не менее очаровательную фигуру из среднего и указательного пальцев, заменявшую порою крепкое словцо и считавшуюся оберегом от нечисти.

Судя по всему, призрак мне попался шибко придворный, не знавший значения двух оттопыренных фаланг и поэтому не пожелавший, обидевшись, исчезнуть. Пришлось пояснить словесно:

– Слышь, ты, полупрозрачный, чесал бы отсюда…

Призраки… они такие. Еще Хромой Джо говорил, что если не отвяжешься от бестелесного по-быстрому, прицепится к тебе, как блоха к хвосту шелудивого пса, и будет полжизни тягаться следом.

Мне этого призрачного добра даром не надо, поэтому я приготовилась припомнить всю местную флору и фауну, а также выкидышей нижнего мира, лишь бы отвязаться от сомнительного фантомного богатства. Уже набрала воздуха в грудь, чтобы толкнуть прочувствованную речь, но бестелесный опередил меня.

– Я бы и рад удалиться, но не имею никакой возможности. Вы, юная леди, разорвали плетение чар артефакта, в который меня заточили.

– Вот и радуйся свободе, лети отсюда… – Мне его объяснения нужны были, как ишаку корсет. Даже рукой помахала для особо непонятливого: – Кыш-кыш.

Но призрак попался упертый. Сохраняя все ту же благожелательную мину, правда, при этом в его голосе прорезались нотки раздражения, он продолжил:

– Повторюсь, что радоваться не могу, по той простой причине, что теперь вы мой сосуд и якорь. Покинь я вас – и меня тут же затянет за грань. А мне еще на этом свете пожить хочется.

Но я была тверда в своем стремлении отделаться от такой обузы (и рьяно надеялась, что это именно обуза, а не белая горячка):

– Призрачный, имей совесть! Сам пожил человеком, дай и другим спокойно пожить.

А вот на это мое заявление туманный и вовсе оскорбился.

– Позвольте! Во-первых, я еще не умер, мою душу насильно отделили от тела, а во-вторых, обозвать сиятельного человеком…

«Все-таки кукукнулась», – подумала я. В здешних краях лорды стихий были более редким явлением, чем курица, снесшая драконье яйцо. А уж их души – и подавно.

Поэтому-то я решила применить самое верное средство от тушканчиков, что приходят вместе с запоем, которое использовали в наших краях: подошла к стене и как следует ударилась о нее лбом. Результатом «лечения» стала набухающая на лбу шишка и ухмыляющийся призрак.

Вот только теперь клок тумана в парадном мундире обрел четкие очертания, и я поняла: таки да, передо мной действительно призрак сиятельного.

Судя по всему, когда-то это был молодой мужчина, высокий и сложенный безупречно. Прямой нос, четко очерченные скулы и губы, смуглый, что сразу выдавало в нем созидателя, а не деструктора. Его темно-каштановые волосы, слегка вьющиеся и собранные в низкий хвост, едва достигали плеч и открывали как заостренные уши, так и затейливую вязь на шее. Глаза, подернутые дымкой, – золотисто-карие. Откуда-то возникла иррациональная мысль, что, когда их обладатель в ярости, они становятся как расплавленное золото.

Призрак грациозно развел руками, словно показывая: вот я какой, разве мой облик напоминает обычного смертного? В этом его жесте сквозил прямо-таки племенной аристократизм.

Сейчас своим гордым видом он напомнил мне помойного кота, что привечала леди Изольда. У него было столь же величественное выражение морды, когда ему, облопавшемуся сметаны, что поднесла директриса, предлагали шкурку от сушеной песчаной ящеры. В такие моменты у меня складывалось впечатление, что у лишаистого котяры родословная исключительно благородных кровей.

– Да будь ты хоть императорский сынок. Мне плевать. У нас в Столице призраков не любят.

Бестелесный переменился в лице и с подозрением так поинтересовался:

– В какой такой столице?

– В имперской, – как само собой разумеющееся ответила я.

– Сколько же должно было пройти времени, чтобы Альбион превратился в такую дыру? – протянул полупрозрачный, схватившись за голову.

– Сейчас три тысячи восемьсот первый год от пришествия. Так что считай.

Я наивно понадеялась, что, впечатленный цифрой, собеседник исчезнет, погрязнув в подсчетах. Увы.