Великая княжна. Live - Анна Пейчева Страница 4

– Сограждане!

Мягкий баритон Николая Константиновича, многократно усиленный динамиками, окутал весь центр Санкт-Петербурга. Прямая трансляция выступления императора шла в эфире телеканала «Всемогущий». Если учесть, что канал был исключительно коммерческим, от воли властей никак не зависел и пятисекундная реклама на нем стоила как пятидесятиметровая квартира в спальном районе столицы, то становилось ясно: День Гнева – поистине любимый народный праздник. Ради него даже отменили один выпуск суперпопулярного ток-шоу Ангела Головастикова.

Нелегко говорить, если тебя слушают сотни миллионов. Николай Константинович, подспудно жалея, что он не обладает развязностью кривляки Головастикова, порхающего по огромной студии наподобие усыпанной стразами бабочке, отрывисто произнес знакомые каждому россиянину слова, впервые прозвучавшие сто двенадцать лет назад из уст его прадеда и тезки Николая Второго:

– Сограждане! Я здесь, чтобы напомнить вам: любовь к своей стране не означает безусловного одобрения всех действий властей. Я здесь, чтобы напомнить вам слова Карамзина: «Патриотизм не должен ослеплять нас; любовь к отечеству есть действие ясного рассудка, а не слепая страсть». Я прошу вас: обратитесь к своему рассудку! И со всей страстью скажите, что вас беспокоит. Скажите, что мы делаем неправильно? Скажите, в чем мы ошибаемся?

Боковым зрением Николай Константинович заметил, как из серо-зеленых глаз его дочери, стоящей совсем близко, вдруг выступили слезинки и скатились по гладкой коже, задрожали на точеном подбородке, поблескивая в лучах тусклого зимнего солнца. Лицо великой княжны было невозмутимым. Она с достоинством улыбалась своим подданным, размахивающим рукописными плакатами «Мы любим вас!», «Ее Императорское Высочество Екатерина – лучшая!» – и поразительным: «Скинемся по 3 рубля на подарок величайшему монарху всех времен!».

Император на секунду прикрыл веки, перезагружая мозг, и продолжил:

– Я здесь, чтобы поблагодарить вас. Поблагодарить за вашу честность. За вашу открытость. За ваш патриотизм. Сегодня вы можете изменить свою страну. Вы можете изменить нашу жизнь. Говорите, сограждане! Говорите! Говорите!

И государь взмахнул правой рукой:

– Да начнется День Гнева!

Страна зааплодировала, заорала, заулюлюкала, засвистела.

Зазвенели пивные кружки в трактирах.

Дворцовая площадь пришла в движение. Взмыли вверх огненные свечи, одобренные дворцовым комендантом. Квадрокоптеры, ловко обходя пышущие искрами столбы, метнулись за новыми порциями кофе, чая, морса и сбитня. Из-под арки Главного штаба, неторопливо раздвигая толпу, со страшным скрипом выплыла старинная угольно-черная почтовая карета, украшенная фамильным гербом рода Романовых: на серебряном фоне ярко-красный грозный полуястреб-полулев с золотым мечом. Наверху кареты красовалась белая надпись: «Для жалобъ на Государя Императора Всероссійскаго».

Дилижанс был тоже частью традиции. И надпись на нем сделали еще до грамматической реформы тысяча девятьсот сорок девятого года, когда государь Алексей Николаевич взял и выкинул из русского языка несколько лишних букв, чтобы сделать его более доступным для иностранцев. Алексей Николаевич всегда стремился подружиться с целым миром.

Люди наперебой кинулись бросать в карету заранее заготовленные записочки и подарочки для монаршей семьи. Разумеется, девяносто девять процентов жалоб принималось сегодня в электронном виде, но наследие есть наследие, и отправить древний дилижанс на свалку, где ему было самое место, государь не мог – при всей своей императорской власти и при всей своей любви к техническому прогрессу. Автору знаменитой пневморессоры в виде подвижного рукава, позволившего радикально увеличить дорожный просвет машины и ставшего новой вехой в истории мирового автомобилестроения, было больно смотреть на страдающего от дряхлости почтового динозавра.

Но сейчас Николай Константинович думал не о промышленной эволюции. Его беспокоила страдающая непонятно от чего двадцатипятилетняя дочь.

– Кати, и все же что случилось? – тихо спросил он, незаметно отступив от микрофонов и помахивая ревущей толпе рукой.

Екатерина, сохраняя на лице царственную улыбку и благожелательно кивая россиянам, так же тихо ответила, не поворачивая головы:

– Случилось, папенька, то, что все мужчины – первостатейные подлецы.

– Значит, дело в Джиме, – с утвердительной интонацией уточнил Николай Константинович.

– Дело в его сообщении.

– Каком сообщении?

Серо-зеленые глаза потемнели и сузились.

– Мистер Джеймс Смит был столь любезен, что вчера, прямо во время работы, прислал мне на компьютер сообщение, в переводе на русский примерно такое: «Привет, детка, думаю, нам нужно расстаться, я встретил свою судьбу в столовой, она веселая, классная и всегда дает мне бесплатный пирожок». Знаю я эту так называемую судьбу! Буфетчица Марфуша ее зовут! – Навряд ли дворцовый комендант одобрил бы молнии, которые исходили сейчас из глаз великой княжны. – Марфушенька-душенька, ух! Она и двух английских слов не свяжет. Ах, папенька, не знаю, есть ли еще на свете девушки, которых бросали по внутренней корпоративной сети, на радость системному администратору. Это такое унижение! Такое унижение! Я едва сумела закончить разговор с клиентом.

– Надеюсь, клиент ничего не заметил? – с тревогой поинтересовался отец.

Великая княжна работала в колл-центре Русско-Балтийского завода – превосходное знание пяти языков позволяло ей принимать звонки от иностранных владельцев русских автомобилей – и, по характеристике ее непосредственного начальника, «никогда не теряла выдержки, хотя иногда вела себя с клиентами холодновато».

– Папенька! – шепотом воскликнула Екатерина. – Ну почему ты всегда думаешь только о работе?

– Прости, Кати, прости. Но знаешь, я всегда был уверен, что Джим тебя не достоин.

– Из-за разницы в происхождении? Из-за того, что он сын американского фермера, а я – дочь российского императора? Не ожидала от тебя, папенька, не ожидала такой мелочности, такого снобизма!

– Нет, клянусь шестеренкой, какой еще снобизм! Просто он такой… такой… – Император хотел было сказать «тупой», но государю не к лицу просторечные обороты, и пришлось подбирать созвучное слово: – …такой пустой!

Полный записочек и плюшевых игрушек дилижанс издал адский треск и направился в сторону громадных кованых ворот Зимнего дворца, расположенных под балконом, на котором мерзли Николай Константинович с дочерью. Народ радостно завизжал. Император поморщился.

– Ах, папенька, теперь я вообще думаю, что Джим никогда меня не любил, – тоскливо протянула великая княжна, отпуская туда и сюда изящные воздушные поцелуйчики. – Теперь мне вообще кажется, что он был шпионом, который пытался выведать у меня государственные секреты. Что это вообще за фамилия – Смит? Подозрительно невыразительная.

– Кати, неужели ты думаешь, что агенты Третьего отделения моей канцелярии не проверили его от корки до корки сразу после того, как он только взглянул в твою сторону? – усмехнулся краешком рта император. – Никакой он не шпион, обычный паренек с кукурузной фермы, случайно попавший в Россию по контракту с модельным агентством. Признайся, ты ведь влюбилась в блестящую обертку.