Хроники Заповедного Леса. Книга первая. Василиса - Александр Беликов Страница 4

Яга плюнула на присоску и с громким звуком «Чпок» приклеила коробочку на мой лоб. Глаза у меня собрались в кучку и уставились на сие чудо импортной ведьмовской техники.

– Васька, что стоишь, нажимай!

Василиса неслышно скользнула ко мне и нажала пальчиком на кнопку. От прикосновения у меня в голове все помутилось, изображение собралось в точку и погасло, совсем как у Арнольда во втором «Терминаторе», а я весь куда-то поплыл. Через пару секунд сознание услужливо отключилось, и наступил полный провал в памяти.

Очнулся я в бане лежащим лицом вниз на деревянной лавке. Рядом стояла Яга, закутанная в простыню, она окунала маленький веничек в деревянную шайку с каким-то душистым отваром трав, брызгала на меня и бормотала что-то неразборчивое себе под нос. И тут я вдруг осознал, что лежу перед Бабой-ягой совершенно без одежды, хоть и лицом вниз, но все равно – голый! У меня еще с детского сада существовал ужасный комплекс стыдливости: больше всего на свете я боялся оказаться перед незнакомыми людьми в обнаженном виде. Мне половину детства кошмары снились: будто стою среди толпы в одной майке, но она короткая и ничего не прикрывает! Я попытался подтянуть к себе простыню, чтобы хоть как-то прикрыть срам, но Яга заметила мои движения и легонько ударила веничком по затылку:

– Лежи смирно, не мешай работать!

От легкого шлепка и слов, произнесенных странным скрипучим тембром, моя стыдливость куда-то ретировалась, а себе я подумал: а ведь действительно, нашел кого стесняться – старушку, которую еще до революции хотели отправить на пенсию, да вот почему-то не успели. Мысли пришли в порядок, я успокоился и минут двадцать лежал, получая наслаждение от банной процедуры, но когда стало скучновато, начал осматриваться по сторонам. Мы находились уже не в избушке, а в довольно просторной классической русской бане с каменкой, деревянными лавками и дубовыми кадками. Скосив взгляд на Ягу, подумал: и не скажешь, что она старая – вот в таком виде, закутанная в простыню, – прекрасно смотрится, ей больше сорока пяти лет и не дашь! А фигура у нее очень даже ладная, подтянутая, без целлюлита и прочих жировых излишеств. И почему она мне в лесу такой старой и древней показалась?

– Даже думать об этом не моги! – прервала мои размышления Яга.

– А я что? Ни о чем таком еще и не подумал!

– Вот я сразу табе и предупреждаю, потому как когда подумаешь – поздно будет!

– А что тут такого? Мало ли кто о чем думает?

– Слышал, что мысль материальна? Стоит только раз подумать, как твой входной билет тут же и закончится. А дале разговор короткий: на лопату и в печь!

После таких слов заставить себя не думать о Яге в эротическом плане стало еще сложнее. Насколько проще пришлось главному герою в «Понедельнике», который начинался в субботу, там на его долю выпало более простое испытание: не цыкать зубом, кстати сказать, он и от этого не удержался – цыкнул-таки! А тут поди ж ты, не думай, когда она вот рядом, почти голая, и под простыней наверняка ничего нет! Мне захотелось зарычать от злости на себя, я закрыл глаза, стиснул зубы, но мысль опять вернулась на старую колею: а фигура у нее какая изумительная – хоть скульптуру лепи и в музей выставляй – такие правильные пропорции и изгибы. Так, стоп, я опять приближаюсь к лопате! Надо срочно подумать о чем-то другом, нейтральном. Вот, нашел, чем самому едой становиться, лучше подумаю о какой-нибудь вкуснятине! Значит, так, чем там раньше питались? Ага, вспомнил, у Пушкина есть такие строки: «Стоит бык печеный, возле него чеснок толченый». Целого быка, пожалуй, многовато, а вот горячую, только что запеченную бычью лопатку с чесноком и солью я бы съел с удовольствием! У меня перед глазами мысленно возник весь процесс, как отрезаю ножом большие куски печеного мяса, солю, макаю в чеснок, кладу в рот и медленно пережевываю. И ем много – сколько влезет, не торопясь, без какого-либо гарнира, а потом запиваю прохладным квасом из большого глиняного кувшина. Я так увлекся этими размышлениями, что не заметил, как стал цыкать зубом, представляя застрявшие мясные волокна. Яга услышала, вздрогнула и выронила веничек:

– Опять утечка информации! Да что ж делать-то? Совершенно невозможно становится работать! Васька, гость трапезничать желают, неси угощения! – и, уже обращаясь ко мне, добавила: – И о ней, касатик, тоже думать не моги! Сам понимаешь, о чем говорю!

Посмотрев на вошедшую Василису, я понял, ох как понял, на что мне намекала Яга! Юная ученица оказалась закутанной в тончайшую полупрозрачную простыню, но это только подчеркивало ее стройность и молодость. У меня от такой красоты все внутри аж похолодело: на лопату и в печь! Жар углей прямо-таки заскользил по моей спине и опалил кожу, Яга как-то нехорошо засмеялась и тоже цыкнула зубом. Я с трудом заставил себя отвести взгляд от Василисы в сторону и только тут заметил, что в руке она держала поднос с огромным куском горячего запеченного мяса, там же стояли миска с толченым чесноком, солонка и большой глиняный кувшин – наверняка с квасом. Ладно, предположим, мысли мои она тоже прочитала – все-таки ученица Яги, а вот когда приготовить успела? Чудеса, да и только! Держала она поднос легко и изящно – на кончиках пальцев, а весил он вместе с едой килограммов семнадцать, не меньше, а пальчики такие тонкие, длинные, ровные и красивые, и кожа у нее нежная, просто бархатистая! Так, стоп, опять сказал я сам себе, об этом не думать! Только о еде, о подносе и его содержимом, а остального не существует – только мое воображение и фантазии! Василиса поставила поднос на стол и сказала с поклоном:

– Извольте отпотчевать, гость дорогой.

Не зная традиционной формы ответа, я смутился и пробормотал:

– Благодарствуйте, хозяюшки дорогие.

Неловко закутавшись в простыню, уселся за стол, еще раз мысленно повторил сам себе: никуда не смотреть, ничем не заморачиваться и думать только о еде, иначе зажарят уже меня! Надо же, еще вчера, если кто-нибудь сказал мне, что могу умереть в печи, то ни за что не поверил бы! Я медленно поднял с подноса огромную двузубую вилку и воткнул в дымящийся кусок мяса, взял здоровенный нож, больше похожий на кинжал, чем на столовый прибор, отрезал солидный ломоть, посолил, обмакнул в чеснок и отправил в рот. И тут все мои рецепторы наполнились божественным вкусом – это оказалось не просто вкусно, а восхитительно, невероятно и нереально вкусно! Мясо сочное, мягкое, ровно запеченное, с вкуснейшей корочкой – такое только в русской печи и можно приготовить. Я ел, и мне все больше и больше «легчало», но все равно как заклинание повторял про себя фразу: «Сытое брюхо к эротике глухо», изредка добавляя: «Иначе на лопату и в печь!»

Осмелев, я налил в глиняную кружку кваса и сделал большой глоток, напиток тоже оказался замечательный: в меру сладкий, не перекисший, с легкими колючими пузырьками и с непередаваемым ароматом жареных ржаных сухариков. Подобный квас я только в детстве пил, у нашей тогдашней соседки тети Лизы, а больше такой вкуснятины нигде и не встречал: ни купить, ни самому приготовить. Рецепт-то я тогда не спросил, мне шесть лет всего исполнилось, когда мы переезжали со старой квартиры, какие уж тут рецепты в столь юном возрасте? После седьмого куска мяса и третьей кружки кваса я ощутил насыщение и «раздобрел»: