Прекрасный новый мир - Роман Злотников Страница 4

Стражник, стоящий у входа в оружейную, откровенно скучал. Этот пост в замке герцога Эзнельмского давно потерял свою особенную важность. Так, традиция. Как и сама оружейная. Потому что теперь она скорее являлась просто кладовкой. Ну ладно, не кладовкой, а хранилищем, причем довольно-таки ценных вещей. Ибо эта оружейная была по большей части забита личным оружием герцога и его наиболее близких соратников, а оружие властителей всегда было не только самого высшего качества, но и богато украшено искусными насечкой и инкрустацией. Но все равно к тому истинному назначению, каковое имела оружейная, например, в замках за Баннелонскими горами, эта оружейная уже давно не имела никакого отношения. Поэтому сюда обычно ставили не слишком старательных стражей. Все равно пост формальный. Стражник зевнул, отлип от косяка двери и, вскинув на плечо алебарду, двинулся вдоль стены. Четыре шага влево – лестница, а столько же вправо – большая галерея, когда-то предназначавшаяся для арбалетчиков. Но уже давно зубцы галереи были расширены, бойницы – заложены, верх подведен под крышу, а промежутки между зубцами застеклены. Так что о давнем предназначении галереи теперь напоминали только необычайно широкие, как раз в толщину крепостного зубца, подоконники. Стражник дошел до угла и остановился. Этот мальчик опять сидел на том же самом месте. В нише одного из окон. Одна нога согнута в колене, и он обхватил ее рукой, а вторая… вторая, вывернутая так, что ступня смотрела наружу почти под прямым углом, осталась на полу. Рядом с толстой палкой-костылем. Стражник жалостливо вздохнул. Грустно. Грустно в пятнадцать лет стать инвалидом. Теперь этот юный паж не способен даже спуститься по лестнице. Во двор. Не говоря уж о том, чтобы вскочить на коня и промчаться по тем просторам, на которые он смотрел сейчас из окна замка. Единственное, что ему оставалось, это с трудом доковылять из расположенной здесь же, на этаже, спальни пажей до этого окна и устроиться в нише, глядя на огромный, но, увы, ставший теперь недоступным мир…

Додумать мысль стражник не успел. Потому что в противоположном конце короткого коридора дребезжаще загрохотало, и он торопливо бросился к дверям оружейной. Судя по звукам, к его посту приближался капрал Дур. Еще та сволочь. Несмотря на крайне дородную фигуру, из-за которой он едва-едва, цепляясь за стены и выступы наплечниками и юбкой кирасы, протискивался по узкой винтовой лестнице, отчего и производил столько шума, и быструю отдышку, капрал слыл в страже едва ли не самым занудным служакой. Ну кому еще придет в голову карабкаться по высоким ступенькам, чтобы проверить одинокого часового, которому отсюда и деваться-то некуда? Слава Владетелю, стражник не принадлежал к его капральству, поэтому с капралом Дуром сталкивался не слишком часто. Лишь на воинских учениях на плацу либо когда, как сейчас, заступал в караул.

С трудом протиснувшись в узкий проем, капрал Дур буквально вывалился в коридорчик перед оружейной и шумно перевел дух. Охохонюшки… да-да, такие упражнения уже давно не для него. Но что ты будешь делать, если, почитай, самый важный пост во всем караульном наряде находится на этакой верхотуре. Нет, изначально, когда крепость еще была крепостью, – все было вполне разумно, ибо эта оружейная предназначалась для хранения оружия офицеров и арбалетчиков, поскольку как до галереи, так и до донжона отсюда было рукой подать. Так что в случае внезапной тревоги все, чье оружие хранилось здесь, забегали в оружейную и, вооружившись, следовали дальше, не делая никаких крюков и не совершая лишних переходов. Но ныне покойный герцог Эзнельмский довольно быстро приучил врагов и соседей к тому, что самым разумным в международных отношениях с герцогством будет совершенно оставить мысль о нападении и не совершать ничего, что вызвало бы неудовольствие герцога. Так что замок постепенно начал превращаться из грозной крепости в жилище просвещенного государя, окруженного многочисленной свитой. А это привело к тому, что помещений стало катастрофически не хватать. Все остальные оружейные, расположенные этажами ниже, мало-помалу были переоборудованы в спальни, гостиные и даже, тьфу, и выговорить-то срамота, в туалетные комнаты. А эта – осталась. Ибо обитателям замка теперь уже совершенно не требовалось бежать сломя голову на верхушки башен и арбалетные галереи, да и ведущая сюда узкая винтовая лестница, устроенная прямо в толстенной стене донжона, была не слишком пригодна для передвижения в пышных нарядах и роскошных платьях. Так что в бывших стрелковых камерах и баллистных казематах оборудовали спальни для пажей, а оружейную забили оружием по самый потолок, снеся сюда все, что ранее хранилось в трех других. Вернее даже – лишь самое ценное из этого. А остальное пошло в переплавку.

Сказать по правде, капралу это не слишком нравилось. Однажды решив, что все, времена изменились и стали более просвещенными, и ужаснувшись тому, сколько приходится платить за безопасность, достигаемую военным путем, люди с отвращением навсегда отворачивались от всего, что связано с войной и оружием, и посвящали жизнь наукам и искусствам. И сколько баронств, графств и герцогств вследствие этого оказывались поверженными в прах? Причем чаще даже не новыми и ранее неведомыми могучими врагами, а теми, кого их предки, не столь подверженные гуманизму и просвещению и, следовательно, по мнению своих потомков, погрязшие в темноте и дикости, держали в узде, не сильно напрягаясь. Капрал вздохнул. В последнее время его не покидало ощущение, что эти его мысли были не просто отвлеченными рассуждениями. Похоже, со смертью прежнего герцога герцогство Эзнельмское вступало именно в такие времена…

– Ну как тут дела? – недовольно буркнул он, окидывая часового придирчивым взглядом.

– Все в порядке, господин капрал, – браво отрапортовал стражник.

Дур шумно вздохнул, отер лицо и, грузно переваливаясь, двинулся в сторону бывшей стрелковой галереи. В принципе в его задачу входила только проверка часового у оружейной, но раз уж он все равно забрался на такую верхотуру, почему бы не осмотреться.

Выйдя на галерею, капрал окинул ее орлиным взором, который тут же зацепился за щуплую фигурку пажа, сгорбившуюся в оконной нише. Капрал несколько мгновений смотрел на него, а затем тихонько вздохнул. Да уж, не повезло парню… мало того что все свое детство провел, почитай, вдали от родного дома, так еще и жизнь теперь окончательно искалечена. Ну кому он нужен такой убогий? Ни отцу, ни домену, ни даже бабе. Впрочем, шансов на домен у него и без того было не слишком много. Насколько капрал помнил, младший сын барона Расдора был всего лишь четвертым в списке наследников. Ибо у нынешнего владельца имелось еще трое вполне крепких и здоровых сыновей, служащих ему надежной опорой и в брани, и в хозяйстве, и в пиру. А без домена какой бабе из благородных он теперь интересен? Да и, по правде говоря, не всякой служанке тоже… Впрочем, это совершенно не его дело. Капрал еще раз бросил взгляд вдоль коридора и, развернувшись на каблуках, двинулся в сторону винтовой лестницы. Теперь ему предстояла трудная задача – спуститься.

Однако не успел капрал дойти до ступенек, как из-за поворота лестницы послышалось шумное сопение, а спустя пару мгновений в проеме нарисовалось еще более дородное, чем у капрала, тело мастре Эшлиронта, замкового лекаря. Капрал едва заметно сморщился, но тут же натянул на морду крайне почтительное выражение и, насколько возможно вытянувшись во фрунт, молодцевато отдал честь. Мастре Эшлиронт был в замке фигурой весьма влиятельной, хотя и не принадлежал к дворянскому сословию. Эта влиятельность была результатом того, что среди сонма придворных, околачивающихся в замке, существенную часть составляли люди в возрасте, мучимые множеством пусть и не смертельных, но зато хронических хворей. А мастре Эшлиронт проходил обучение в университете Гардида, очаге гуманизма и просвещенности, преподаватели которого уделяли большое внимание облегчению страданий больного (а по наблюдениям капрала, вообще только этому). Так что он весьма умело составлял мази, притирания и компрессы, снимающие суставные и ревматические боли, а также позволяющие легче переносить мигрени и подагру. Благодаря чему имел горячую признательность, в том числе и со стороны матушки покойного герцога. Но врачевать увечья или ранения мастре Эшлиронт не умел совершенно. Вот и тот паж, что маячил сейчас в окне стрелковой галереи, остался инвалидом лишь потому, что его сломанную ногу не заключили вовремя в лубки, и переломанные кости срослись как ни попадя, перекрутив мышцы и оставив ногу полупарализованной. Да их полковой костоправ справился бы лучше…