Свободное падение - Лорен Миллер Страница 4

Думаю, маркетинговая кампания достигла желаемых результатов. Людей должным образом напугали. Я тогда была в пятом классе и постоянно слышала шепот. Потом нас стали учить подавлять Сомнение шумом и развлечениями. Мы учились отвлекать мозг другими мыслями. И мой внутренний голос стал стихать. Я слышала его все реже и реже, пока он вообще не исчез. Так было с большинством детей. Ты просто взрослел и перерастал свои детские ощущения. Кто-то в детстве запинается, кто-то боится темноты. Но потом это проходит. Так и с внутренним голосом.

Кому-то при всем желании было не справиться с этим голосом. Про таких ребят говорили, что у них «чрезмерно развитое воображение». Им давали слабые дозы нейролептических средств, и в конце концов они добивались победы над голосом. Но попадались и редкостные упрямцы вроде Бека, не желавшие признавать поставленный диагноз и принимать лекарства. В них Сомнение укоренялось и расцветало пышным цветом, заявляя о себе, когда пожелает. Голос Сомнения заставлял человека сомневаться в самом себе и своих решениях без каких бы то ни было причин. Я всерьез волновалась за Бека. Какое будущее его ждет, если у него выявят хроническую форму Сомнения? Но мне не перешибить его упрямство. Что-либо советовать Беку – дохлый номер. Особенно когда он делает снимки.

Я двинулась к автобусной остановке. Она была недалеко, почти рядом с тем местом, где стояла патрульная машина.

– Эй, подожди! – окликнул меня Бек. Я остановилась. Бек сосредоточенно рылся в карманах. – Прощальный подарок, – пробормотал он, подавая мне пластиковую коробочку с откидной крышкой.

Первое, что бросилось мне в глаза, была стилизованная заглавная буква «Г» – логотип «Гнозиса». Должна признаться: я малость балдею от «Гнозиса» и его гаджетов. Они не только красивые и стильные, а технологически – вообще вне конкуренции. Все эти штучки сделаны из экологически чистых, возобновляемых материалов, которые полностью распадаются и не загрязняют окружающую среду.

– Ты же давно мечтала о гелевых наушниках, – добавил Бек.

Да, о них я мечтала почти год, но не могла решиться выбросить сотню баксов. Дороговато за пару гелевых пуговок. Я уже собиралась отчитать Бека за транжирство, но он меня опередил:

– Догадываюсь, что ты сейчас скажешь. Побереги слова. Я не потратил ни цента. Помнишь, в прошлом месяце я помогал на съемках в салоне мод? Им очень понравились снимки, и я получил целую кучу подарков. Будут еще вопросы?

– Лучшего подарка не придумаешь. – Я улыбнулась и крепко сжала его руку.

– Теперь можешь еще сильнее отрываться на своих плейлистах, – поддразнил меня Бек.

Сам он любил музыку, но меньше, чем я.

– И когда ты позвонишь, мне будет лучше слышно тебя, – сказала я, запихивая подарок в уши.

Наушники скользнули в слуховые проходы и заполнили собой все пространство. При этом я едва их ощущала.

– Думаю, даже в Тэдеме у тебя будет время поболтать со мной.

– На это у меня время найдется в любом месте.

Бек улыбнулся, потом обнял меня за плечи:

– Ро, береги себя. И помни: если тебя вдруг выпрут из Тэдема, это еще не конец света. Вернешься домой и будешь у меня помощницей.

– Спасибо за предложение, – поблагодарила я, пихнув его локтем в живот. – Если хочешь знать, я буду по тебе скучать.

– И я буду по тебе скучать, Ро.

Я крепко обняла Бека за шею, потом, не оборачиваясь, пошла к автобусной остановке, глотая слезы.

– Ну, давай выкладывай, – обратилась я к отцу. – Ты ведь наверняка приготовил напутственную речь в манере «Доченька, ты еще никогда не улетала так далеко от родного гнезда». Я внимательно слушаю.

Мы дожевывали последние куски пиццы с фенхелевой ветчиной. Я листала меню, подумывая, не заказать ли себе бокал рутбира [6], хотя заранее знала, что Люкс мне это отсоветует. Отец теребил красную салфетку. Он явно собирался что-то сказать мне и волновался. Наверное, какое-то напутствие вроде: «Доченька, я и оглянуться не успел, как ты выросла». Я уже приготовилась выдержать родительский монолог. Но вместо монолога отец нагнулся и что-то достал из-под стола.

– Это осталось от твоей матери, – сказал он, подавая мне коробочку, поверх которой лежал конвертик.

Я напрочь забыла про десерт.

Единственной материальной памятью о матери было одеяло. Отец рассказывал, что этим одеялом она занималась в течение всего срока беременности, стремясь закончить до моего рождения. На одеяле была мамина ручная вышивка, сделанная розовыми нитками: большой квадрат, последовательно разделяемый на все меньшие квадраты, подчиняющиеся закону чисел Фибоначчи. Квадраты соединяла спираль, вышитая желтыми нитками. Крошечные стежки делали ее практически цельной. Раскручиваясь, спираль выходила за пределы большого квадрата. На ее концах мама вышила оранжевые звездочки. Странный узор выбрала она для одеяла новорожденной девчонки. Может, она догадывалась, какая дочка у нее родится? Все эти цветочки и порхающие бабочки – не по мне. Возможно, мама чувствовала, что ее ребенку придется по вкусу строгость и предсказуемость числового ряда Фибоначчи.

Увы, маму уже не спросишь. Она умерла, рожая меня, не дожив до своего девятнадцатилетия. Я родилась раньше срока. Возникли сложности, и врачам пришлось делать маме кесарево сечение. Потом на маминой ноге оторвался тромб, кровь понесла его к легким, и это стало причиной смерти. «Пульмонарная тромбоэмболия» – так было написано в мамином свидетельстве о смерти. Его я нашла, когда мне было девять лет. Захотелось узнать заранее, какие подарки меня ждут на Рождество, вот и полезла в отцовский шкаф.

– Мама просила передать это тебе, – глухо произнес отец, теребя бороду.

– Когда? – спросила я.

Мы с отцом не поняли друг друга. Меня интересовало, когда мама попросила его это сделать, а он подумал, что я спрашиваю, для какого момента в моей жизни предназначен мамин подарок.

– Накануне твоего отъезда в Тэдем, – тщательно подбирая слова, ответил отец.

– Что? Я ничего не понимаю. Откуда ей было знать, что я…

– Рори, она тоже там училась.

– Что ты сказал? Мама училась в Тэдеме? – Я очумело уставилась на отца. Он кивнул. – Но вы же вместе учились в средней школе и поженились в день окончания. Я слышала это с самого детства…

– Прости, доченька. Таково было желание твоей мамы. Она не хотела, чтобы ты знала о ее учебе в Тэдеме… если сама не захочешь туда поступить.

– А если бы не захотела? Что было бы с этой коробочкой и письмом?

– По маминому распоряжению, я должен был бы их уничтожить.

Я привалилась к спинке стула, поедая глазами коробочку. Обычная картонная коробочка: сама голубая, крышка белая. Вид у нее далеко не идеальный: один угол помят. В двух местах верхний, блестящий слой картона содран. Конвертик напоминал те, что обычно прикладывают к букетам цветов, – размером чуть больше визитной карточки.