Сквозь Время - Сергей Лобанов Страница 4

– Не стреляйте… – вымолвила женщина по-русски, со страхом закрывая жмущихся к ней малышек.

Настороженный Бес и не подумал убирать оружие.

– Почему вы остались, почему не ушли сразу? – спросил он тоже по-русски.

– Не успели, я в той неразберихе детей потеряла, а когда нашла, было поздно.

– Где ваш муж?

– Воюет в Освободительной Армии.

– Жив?

– Не знаю… – упавшим голосом ответила женщина. – Вы не убьёте нас?

Бес поднялся и вновь осторожно выглянул в окно. Порядка десяти китайцев пробегали мимо. Он открыл беглый огонь, а когда на секунду оглянулся, женщины с детьми уже не было.

Бой продолжался.

К вечеру батальон, как войсковое подразделение, перестал существовать.

Иван, не переставая, вызывал на связь хоть кого-нибудь.

Всё тщетно.

Похоже, он остался один. Выглядывая из очередного укрытия на занятую врагами площадь, в бессильной ярости скрипел зубами и монотонно стукался сферой в выщербленную кирпичную стену.

А на закате в небе появились два турболёта с эмблемами осы на бортах. На подлёте командир звена вышел на связь:

– Уходи, Бес, уводи всех, начинаем работать.

«Не прошло и полгода», – с раздражением подумал капитан.

Турболёты, барражируя, пропахали площадь пушками и убрались восвояси, залив всё жаром пламени.

Наступила ночь. Сидя на полу, привалившись спиной к стене, капитан равнодушно смотрел в проём на площадь, где бушевало пламя. С треском лопались раскалённые кирпичи и бетон, веяло нестерпимым жаром.

«Пора уходить», – вяло думал Иван.

Двигаться не хотелось, навалившаяся апатия сковала тело, и он продолжал смотреть на зарево, где навсегда исчез его батальон.

Капитан воевал все четыре года, с самого начала войны. Он родился двадцать четвёртого января две тысячи тридцать четвёртого года в русской семье и был единственным ребёнком, что у русских считалось нормой. Когда ему исполнилось шесть, в стране избрали первого китайского президента – будущего диктатора.

Родители выбрали тактику приспособления, полностью приняв неизбежное, сохраняя в маленькой семье приверженность к русской культуре, языку и образу мышления.

Окончив школу, Ваня выразил желание стать военным и поступил в пехотное училище, где не китайцев из курсантов и преподавательского состава насчитывались единицы. Впрочем, как и в школе. Учиться из-за национальной принадлежности было нелегко, но Иван терпел, всячески выражая лояльность существующему режиму.

Вручив выпускнику новые лейтенантские погоны, его направили на Крайний Север. Там служили почти все выходцы не китайского происхождения. Другого места в Великом Китае для них не нашлось.

Неожиданно началось восстание, перешедшее в гражданскую войну. А там грянула и третья мировая. Лейтенант Иван Матешин, не задумываясь, вступил в Объединённые Повстанческие Войска, где довольно быстро дослужился до капитана и командира батальона. На войне такое в порядке вещей, когда лейтенанты командуют батальонами, замещая убитых майоров, подполковников и полковников, а он всё-таки получил звание целого капитана.

Ко времени назначения на батальон он был дважды ранен, контужен, повалялся в госпиталях, стал кавалером двух орденов «Доблесть Честь и Отвага», имевших у солдат наивысший почёт и признание. К нему намертво прилепился позывной «Бес» – за храбрость, дерзость, поистине бесовскую хитрость и беспощадность к врагу.

Пленных Иван не брал принципиально, за что постоянно получал взыскания от командования, нуждавшегося в «языках». Он безжалостно добивал раненых и тех, кто пытался сдаться, рассчитывая на пощаду.

Вскоре слухи о нём поползли по войскам, и по истечении четырёх лет войны, к двадцати шести годам капитан Матешин стал почти легендой. Большинство бойцов его никогда не видели, но исправно передавали друг другу слухи-небылицы. По этим слухам он попадал в плен, откуда уходил, прихватив отрезанную голову генерала; в одиночку дрался в рукопашную с целым взводом китайцев и всех, естественно, убил; на захваченном у врага турболёте уничтожил вражеский аэродром со всей техникой и живой силой.

Усталость сковывала веки, закрывая зелёные глаза с беспощадным взглядом, ставшим таким за годы войны.

Незаметно для себя Иван погрузился в чуткий поверхностный сон.

Он, папа и мама приехали на море, жарко палит солнце, воздух напитан незнакомыми запахами. Отец, стоя по пояс в воде, держит его сильными руками и окунает в воду. Он орёт благим матом, потому что боится, отец смеётся и говорит: «Не бойся, я же держу тебя!»

Мама хмурится, глядя на плачущего ребёнка, отец продолжает смеяться, а он, злой на папу, орёт пуще прежнего.

Потом он привык к воде и, жмурясь от солнечных бликов, шлёпая по мелководью, хватает белесых медуз.

Мама из-под широкополой пляжной шляпы смотрит, чтобы он не убегал далеко, а папа, раскинувшись на крупной гальке, подставляет сильное тело под палящие лучи солнца. Потом приходит какой-то дядя, что-то властно говорит, махая рукой в сторону. Они куда-то идут, он чувствует тревожные флюиды, идущие от мамы и папы. Мама говорит что-то успокаивающее, а папа катает желваки.

Он сидит у отца на согнутой руке, обхватив шею, и смотрит, как на их месте располагается китайская семья с четырьмя маленькими детьми.

Он не понимает, почему они уходят, ведь с этими детьми можно поиграть, и спрашивает об этом у мамы.

Та говорит, что они поищут другое место, а папа, плотно сжав губы, легко гладит его по голове и добавляет:

– Они не станут играть с тобой, Ванечка, потому что ты – русский.

Бес открыл глаза.

Попадающий в проём окна жар с площади немного спал и утратил яркость.

Иван глянул на часы, – полпервого. Пора уходить. Выглянул в коридор, держа наготове автомат. Чутко прислушался.

Тихо.

Выскользнул из комнаты, дошёл до лестничного марша, вновь замер. Набрал в лёгкие побольше воздуха, дошёл до раздувшегося тела бойца, сорвал с его шеи личный номер, спустился на один пролёт, выдохнул.

На противоположной стороне дома, стало несколько прохладнее. Сохраняя осторожность, Иван выскользнул из окна на улицу. Предстоял долгий путь – почти через полгорода. По времени это займёт пару ночей, без воды и пищи. Колыхнул фляжку, нет, вода есть, где-то половина, уже хорошо.

Выгоревшие нефтяные резервуары дыма почти не давали, но хоть небо затянуто тучами, что неплохо: прогулки под луной ему сейчас ни к чему. Стараясь держаться у стен зданий, капитан двинулся в путь.

Через пару кварталов увидел мелькнувший огонёк сигареты.

Часовой? Почему курит? На посту курить – здоровью вредить. Каждая выкуренная сигарета сокращает жизнь, на сколько там? На одну минуту, на две? Этот, похоже, выкурил все сигареты в своей жизни.