Чары зари - Катарина Керр Страница 4

— И что я должен сказать Родри, когда найду его? — проворчал Эвани вслух, потому что говорить ему было легче, чем думать. — «О, понимаешь, этот странный тип объявил, что оно твое, но я не могу объяснить, почему». Конечно, я не знаю, почему оно твое — никто не знает — поэтому, дорогой братец, я и не буду тебе врать, когда представлю какие-нибудь жалкие оправдания. Одно предсказание двеомера утверждает, что оно окружает твои вирд, а другое, что твой вирд — это вирд Элдиса, так что теперь мы оказываемся в царстве причуд и капризов, нюансов и тайн… Боги, мое эльфийское любопытство мучает меня, я просто жажду узнать правду!

Эвани рассмеялся, убрал кольцо назад в кошель, затем опустил маленький кошель в большой, который носил на шее. Ему вскоре предстоит отправиться в земли людей, где орудуют воры, и потребуется гораздо лучшее место для кольца, чем парусиновый мешок, в который слишком легко забраться.

Думая о предстоящем путешествии, Эвани вышел наружу и прогулялся к берегу реки. Делондериэль катила свои воды, освещаемые закатным солнцем. В отдалении Эвани услышал голос отца, который звучал уверенно и четко; строфа следовала за строфой. Молодой человек уставился на воду и неотрывно смотрел в нее, пока наконец дар дальновидения не позволил ему найти Родри. Вначале появился бледный образ, затем изображение стало четким.

Родри стоял на крепостном валу каменного дана. Под темными соснами лежал снег. Родри кутался в плащ, и у него изо рта шел пар. Теперь, когда Эвани знал, что у них общий отец, он не мог не видеть того, что осталось незамеченным прошлым летом, когда они случайно встретились с Родри. Эвани еще гадал: почему этот молодой воин выглядит таким знакомым? Хотя у Родри были черные, как смоль, волосы и васильковые глаза, незнакомый молодой воин и Эвани выглядели похожими на братьев. Собственно, они и были братьями. Отмечая многочисленные черты их сходства, Эвани опять заворчал:

— Значит, предполагается, что я не скажу тебе правды, брат, не так ли? А что, интересно, я должен сделать? Разбить все зеркала в пределах твоей досягаемости? Родри должен считать себя человеком и одним из Майлвадов, как говорит моя наставница двеомера. О, великолепно! В таком случае, мне лучше вручить тебе кольцо и исчезнуть перед тем, как тебе удастся внимательно рассмотреть мое лицо!

В видении образ Родри внезапно повернулся и, казалось, уставился прямо на Эвани, словно Родри слушал своего далекого родственника. Эвани улыбнулся ему, затем расширил видение и теперь рассматривал местность то с одной стороны, то с другой, в пределах двух миль от точки фокусирования. Он увидел остроконечные горы, поросшие соснами, и между ними — небольшие фермы. Скорее всего, Родри был в провинции Кергонни, по крайней мере в пятистах милях от местонахождения Эвани.

— Ну, в таком случае, Эвани, тебе этим летом придется попутешествовать, — сказал молодой человек сам себе. — С другой стороны, очень не хочется уезжать до окончания пира.

* * *

На крепостном валу дана лорда Гвогира было холодно, однако Родри задержался там еще несколько минут. Он смотрел на горы Кергонни, их не видя. На мгновение он задумался, не сходит ли с ума, потому что слышал, как кто-то с ним разговаривает, хотя на крепостном валу он стоял в одиночестве. Слова звучали нечетко. И, тем не менее, он слышал, как кто-то называл его братом и говорил о том, чтобы передать ему подарок. Родри раздраженно тряхнул головой и решил, что это просто ветер сыграл над ним такую шутку. Поскольку единственный брат, о существовании которого он знал, ненавидел его всем сердцем, не следовало ожидать от него какого-либо подарка, кроме ножа в спину, а услышанные слова — если это на самом деле были слова — звучали тепло и дружелюбно.

Родри облокотился на влажный камень, достал из-за пояса серебряный кинжал и смотрел на него, лениво думая о своем старшем брате Райсе, гвербрете Аберуина, который несколько лет назад отправил его в ссылку. Кинжал был красивой вещью, острый, как сталь, и блестящий, как серебро. И все же он считался символом позора, который клеймил Родри, как обесчещенного наемника, сражающегося только за деньги и никогда — из соображений чести. Пришло время опять странствовать по долгой дороге — так серебряные кинжалы называли свою жизнь. Прошлой осенью он хорошо сражался за лорда Гвогира и во время службы даже получил ранение, но это не имело значения, — серебряных кинжалов не любили долго держать при себе, и Камерарий уже ворчал, что ему приходится-де кормить и серебряного кинжала, и его женщину.

Родри убрал оружие в ножны и взглянул на небо, холодное, но чистое. Похоже, снегопады закончились.

— Завтра мы выезжаем, — произнес он вслух. — И если ты думал обо мне, брат, то пусть от этой мысли загорятся твои внутренности.

* * *

Далеко на юге, в небольшом городке в Элдисе, случилось событие, которое должно было принести гвербрету Райсу боль, не меньшую, чем пожелал ему младший брат, хотя Родри не мог знать об этом. В дане Брослин, форте, недавно полученном лордом Гаредом, в воздухе повисло напряжение.

Лорд беспокойно ходил взад-вперед в большом зале, держа в руке кубок с медом, а его вторая жена Донилла рожала на женской половине. Поскольку это был ее первый ребенок, роды продолжались долго, и тьерина Ловиан и другие женщины уже начали беспокоиться. Лицо Дониллы стало мертвенно-бледным, каштановые волосы промокли от пота. Она корчилась на приспособленной для родов скамье и держалась за толстую веревку, которая свисала с одной из балок над головой роженицы. Служанка Галла стояла рядом с госпожой на коленях и время от времени протирала ее лицо куском материи, смоченным холодной водой.

— Пусть она пососет немного влаги с чистого куска ткани, — сказал травник, присутствующий народах. — Но только чуть-чуть.

Еще одна служанка мгновенно побежала за чистой тканью и свежей водой. Старый Невин был известен не только, как лучший травник в королевстве — по всему королевству ходили слухи, что он обладает двеомером. Ловиан улыбнулась, увидев благоговейный трепет девушки. Улыбка вышла слабой — тьерина и сама прекрасно знала, что слухи соответствуют действительности.

Когда Ловиан бросила вопросительный взгляд на Невина, он успокаивающе кивнул ей, а затем обратился к Донилле. Его голубые, как лед, глаза, казалось, проникали внутрь естества женщины, готовясь схватить самую ее душу. Она вздохнула и расслабилась, словно часть боли ушла.

— Скоро все закончится, госпожа, — произнес Невин очень тихим и мягким голосом. — Теперь дыши глубоко, но не надо пока тужиться. Ребенок вот-вот родится.

Донилла кивнула. Когда опять начались схватки, она резко вдохнула воздух и медленно и ровно выдохнула. Хотя Ловиан сама родила четырех сыновей, она не помнила, чтобы у нее самой роды проходили так тяжело. «Возможно, я просто забыла, — подумала она. — О боли ведь забываешь, и до странного скоро.» Ловиан беспокойно прошла к открытому окну и выглянула наружу, на яркий весенний день. Бедная Донилла так хотела иметь ребенка, а теперь она, вероятно, жалеет о том, что не оказалась бесплодной. Когда молодая женщина снова застонала, у Ловиан сердце сжалось от жалости.