Сын Авонара - Кэрол Берг Страница 4

У меня не было мужской одежды, которая подошла бы ему, но я вошла в дом, покопалась в сундуке Анны и вернулась с простыней, пожелтевшей и много раз чиненной. Прорезала посередине дыру и пришила справа кусок пеньковой веревки, затем передала ему, показывая, что я имею в виду. Он подержал простыню, затем швырнул ее на землю, его рот скривился от отвращения, словно я предложила ему на завтрак коровью лепешку.

— Ничего лучше у меня нет, ваше высокомерие, — заявила я. Потом бросила ему скомканную простыню. — Но я не позволю тебе таскать шаль Анны. Ходи голый, если хочешь. — Я стянула с него красную шаль и ушла в дом, захлопнув дверь.

Не успела я обдумать, что делать теперь, как он пинком распахнул дверь и вошел внутрь. Огромный человек в единственной жалкой комнатке. Простыни на нем не было. Отшвырнув с дороги стулья, он скомкал одеяла на постели, осмотрел тарелки и припасы, которые я держала на полках у очага, перерыл ящик с ложками, по очереди осматривая их и с отвращением отшвыривая на пол, убедившись, что они не то, что он искал.

Потом упал на колени перед сундуком, который я отодвинула от стены, и начал копаться в нем, вышвыривая на пол убогие пожитки: синее платье, которое Анна надевала, выезжая с мужем на рынок продавать овощи, мой зимний плащ, выловленный из реки после крушения баржи, три одеяла, тонкие воротнички, которые Анна вышивала, мечтая однажды встретить благородного господина. Она так ни разу и не надела их. А вместо благородного господина вышла замуж за сладкоголосого валлеорского парня, который был настолько упрям, что решил, будто сможет прокормиться с каменистого клочка земли и сумеет избежать унижений, связав свое будущее с землями лейранского богача. Молодой человек выудил вязаную шапку Ионы и обвел рукой комнату, словно спрашивая, где ее хозяин.

— Умер, — ответила я, пытаясь пояснить жестами. — Они оба умерли много лет назад. Состарились и умерли. — Я подошла к двери и, указав наружу, выдержала его тяжелый взгляд, чтобы у него не оставалось сомнений. — Как ты смеешь трогать их вещи… мои вещи? Убирайся.

Он бросил взгляд на учиненный им беспорядок, кинул шапку на пол и вышел. Я привалилась к стене. Какая глупость — привести его сюда! Не важно, кто его преследует, не важно, как много ненависти скопилось во мне, привести его сюда глупо.

Только я, сложив вещи обратно, снова закрыла сундук, как тень заслонила проем все еще открытой двери. Это был мой гость, он глядел обиженно, но на нем была почти пристойная туника, длинные ноги торчали из-под разлохмаченного подрубленного края. Я шагнула к двери и оглядела его с ног до головы. Одеяние в самом деле выглядело нелепо, но и оно сгодится, пока не подует ветер.

— Хорошо, что сейчас лето, — произнесла я.

Он вскинул голову и нахмурился. Я показала на свою легкую одежду и его нелепый балахон и подняла брови. Это он понял, и на миг на его лице расцвела такая милая открытая улыбка, что у меня перехватило дыхание. Небо и земля… Такой улыбкой он может заставить нищего отдать ему деньги.

К сожалению, улыбка исчезла так же быстро, как и появилась. Он нахмурился и похлопал себя по животу, этот жест было трудно истолковать двояко.

Из висящей в углу корзины я извлекла черствый хлеб, последнюю буханку, купленную у деревенского пекаря. Развернув хлеб, я сунула его в руки человеку и кивнула головой на луг.

— Отлично. С голоду ты не умрешь. А теперь уходи. Он понуро смотрел на меня, а я достала стебель порея и репу, последнюю еду, предназначенную на сегодня, и налила воды в котелок. Не успела я повесить котелок над огнем, как он швырнул хлеб на пол и зашагал через луг.

Я немного постояла, тяжело облокотившись на стол, обещая себе никогда никого не спасать. Потом принялась счищать с порея землю, руки дрожали.

Надежда, что мой невоспитанный гость решил поискать еды и счастья в другом месте, умерла — с полчаса повозившись под деревьями на кромке леса, он двинулся к дому. Вошел, словно дом принадлежал ему. Кинул на стол передо мной кролика со свернутой шеей, он был уже освежеван, судя по всему, окровавленным осколком камня, зажатым в руке моего гостя.

Я, хотя и расстроенная его возвращением, кивком одобрила подношение. Бросила в котелок еще один стебель порея и репу, туда же отправился и кролик. Я ничего не имела против свежего мяса.

От котелка поднимался ароматный пар, а молодой человек стоял в двери, наблюдая за моими действиями. Достав из холщового мешочка костяную иглу и потертый лоскут, я уселась латать дыру на юбке, невероятно практичной одежде, которую несколько лет назад мне помогла пошить Анна. Она была скроена как юбка для верховой езды, обычная, скромная, ничем не примечательная, но на самом деле представляла собой очень широкие штаны. Мой визитер отошел на несколько шагов и уселся, скрестив ноги, на клочок вытоптанной травы, откуда он мог по-прежнему наблюдать за мной. Я не поддалась искушению закрыть дверь, вспомнив, с какой силой он недавно распахнул ее.

Ни его неподвижный взгляд, ни мои исколотые пальцы, ни грубые стежки на единственной приличной одежде не выведут меня из себя. Когда мясо сварилось, я налила похлебку в миску, показав, что ему следует остаться там, где он сидит. Его высокомерие, однако, не распространялось на более чем посредственное кушанье. Он вмиг опустошил миску и жестом попросил еще. Я поставила котелок к двери и сама принялась за обед. Не успела я съесть свою порцию с накрошенными в бульон кусочками отвергнутого им хлеба, как он уже опустошил котелок.

Он лежал, опираясь на локоть, и смотрел, как я привожу в порядок разгромленную им комнату, ношу дрова и замешиваю тесто для лепешки на завтра. Похолодало, и он обхватил руками голые ноги; каждый раз, когда его глаза слипались, он вскидывал голову.

Покончив с работой, я умылась остатками горячей воды. Затем по старой привычке набросила на плечи одеяло и присела на скамью у двери посмотреть, как угасает день. Набожные лейране считали сумерки священным временем, когда Аннадис-Воитель, бог огня, земли и солнечного света, передает бразды правления своему брату-близнецу Джеррату-Мореходу, богу моря, бурь, луны и звезд. Прошло немало лет с тех пор, как я последний раз испытывала нужду в набожных лейранах или их воинственных богах, но я по-прежнему соблюдала обычай, чтобы хоть чем-то отделять один день от другого. В этот вечер рядом со мной на скамье лежало увесистое дубовое полено.

Мой гость вытянул длинные ноги и огляделся, словно решая, что ему делать. Я махнула рукой прочь от домика.

— Даже не думай, что будешь спать где-то поблизости.

Он посмотрел на мое одеяло, на дубину, на дверь дома, которую я сознательно закрыла, выходя. Я была непреклонна. Когда он поднялся и медленно побрел к зарослям ольхи, я пробормотала: «Скатертью дорога». Но сделав несколько шагов, он остановился и слегка поклонился. Это было лишь немногим больше простого кивка головой, но поклон был изящным и вежливым. Гора упала с плеч. Никакой он не похититель королевских фазанов. Не спятивший от нищеты бедолага. Не конокрад.