Охранитель - Андрей Мартьянов Страница 4

Сел, встряхнул готовой, будто спросонья.

— Conjuro et confirmo super vos Angeli fortes Dei, et sancti, in nomin magnum ipsius Dei fortis et potentis, — это было что угодно но не каноническая молитва. — Et per nomen stellae, quae est Sol, et per signum...

Желтоватый свет язычка пламени лампы вдруг сменился на алый. В пахнущем сеном и мышами воздухе появилось едва заметное марево, как от нагретого под летним солнцем камня.

Заклятие действовало недолго, всего несколько мгновений, но Рауль увидел желаемое: второе зрение различило красноватые силуэты людей на первом этаже дома, чуть менее яркую фигуру кошки, охотящейся на чердаке, сочно-багровые контуры лошадей в конюшне.

Но было и кое-что еще. Тень с лазурным отливом, крадущаяся по улице вдоль фасада дома напротив. Тревожное зеленое зарево неясного происхождения, исходящее откуда-то со стороны аббатства святого Вааста. Точечные золотые и льдисто-снежные взблески из-за ставших прозрачными стен соседних домов.

Мир невидимый. Находящийся за гранью взгляда обычного человека.

Времени хватило, чтобы сделать твердые выводы: Аррас не более опасен, чем иные города Франции. Несколько чужаков, скорее всего «серых ангелов», как их именуют в нарбоннской терминологии. Ярче других светятся фамилиары, но таковых всего-то два или три. В довесок — самая обычная мелкая нечисть, артотроги, паразитирующие на человеческом жилище и особого вреда не причиняющие. Магический след старого капища кельтского племени атребатов, доримских хозяев графства Артуа — как раз под собором мерцает фиолетовый венчик, христиане построили храм на месте кумирни галлов, традиция...

«Звездочки», вспыхивающие и угасающие — амулеты, апотропеи и талисманы разной степени силы. В основном примитивные, каких любая деревенская ведьма изготовит двенадцать на дюжину, только попроси да заплати. Надежность не самая высокая, но артотрга отпугнет и девственность сохранить поможет, даже если мечтающей уберечь невинность виргине в лесу встретится вооруженный до зубов полоумный насильник — не захочешь, а избежишь утери hymen. Амулет защитит и уведет в сторону от опасности.

Самое важное. Настоящих магов в Аррасе нет. Отсутствует аура человеческой магии — у нее всегда нежно-серый муаровый цвет с рябью, не перепутаешь.

Что ж, можно спать спокойно. Трактирщик Гозлен напутал или введен в заблуждение.

Рауль вытянул руку, пальцами притушил фитилек лампы, натянул на голову одеяло и тотчас уснул. Бояться нечего.

Незаметная обывателям и ночной страже лазурная тень приостановилась у стены «Трех уток», змейкой скользнула к приоткрытой отдушине. Просунула хоботок в затемненную комнату. Обладавший силой человек заинтересовал, но...

Подойти к нему вплотную было невозможно. Наведенные охранные чары, заклятие наложено извне и подпитывается силой самого Gizaki.

Необычно. Gizaki давно так не делали, со времен римлян.

Пускай отдыхает. От него не исходит аура опасности, в отличие от того, другого...

Лазурный сгинул так же незаметно и тихо, как появился. Только изморось на раме форточки застыла несколькими прозрачными капельками, будто ледяной бахромы коснулась чья-то теплая рука.

* * *

В одном Гозлен из Эрмавиля был непогрешимо прав: злые времена подступили.

Семь лет назад король Филипп де Валуа сцепился с Эдуардом Английским за наследие герцога Жана Бретонского, не оставившего прямых наследников — война шла в Бретани и Гаскони, незваные гости с островов обнаглели до такой степени, что захватили коронные земли Франции, заняв впоследствии Кан и Кале на нормандском побережье, а в августе 1346 года англичане вчетверо меньшими силами нанесли сокрушительное поражение французскому рыцарству неподалеку от ничем ранее не примечательной деревушки Креси.

Гибель или пленение одиннадцати принцев крови и тысячи двухсот рыцарей из самых благородных династий произвела угнетающее впечатление на все сословия королевства — невероятно, немыслимо, такого никогда не случалось и случиться не могло! Какой позор! Под ураганом стрел вооруженных длинными луками английских смердов Франция потеряла едва не четверть дворянства, способного держать оружие в руках, тогда как притязания Эдуарда III только ширились...

В северных землях, прилегавших к проливу и Гесперийскому морю, росло неспокойствие — в Бретани и Нормандии хозяйничали англичане, грабившие и мародерствовавшие в приграничных баронствах. Появились разбойные шайки — в основном бывшие наемники со всего света, шотландцы, генуэзцы, датчане. Перемирие заключенное прошлым годом не давало передышки — стычки продолжались, на севере Франции тлели искры, которые ветер однажды раздует в сокрушительный огненный вихрь, пожирающий некогда прекрасную страну [3]...

Иные знаки тоже не свидетельствовали о спокойном будущем: казавшаяся вечной как небо и несокрушимой как престол Господень династия Капетингов ушла в небытие со смертью последнего сына Филиппа Красивого — короля Карла IV. Шептались, будто возглашенное на костре инквизиции проклятие великого магистра тамплиеров сбылось и монархам Франции до тринадцатого колена не видеть счастья и удачи.

Поверить было несложно — все дети Филиппа умерли, на престол вступил государь из рода Валуа при котором бедствия только усугубились: провинции разорены, города Нормандии и Гаскони сожжены дотла, налоги непосильны, угроза из-за Ла Манша осязаема — захваченный Эдуардом III Кале всего в шестидесяти милях [4]от пока что мирного Арраса.

Но никакие англичане не сравнятся с леденящим ужасом, надвигающимся с юга.

Чума. Черная смерть.

Гнев Господень.

* * *

Вдова Матильда Верене, в девичестве Боваль, Раулю сразу не глянулась.

Есть люди просто некрасивые, но вызывающие доверие и симпатию — взять хотя бы трактирщика Гозлена. Пожилая домовладелица никаких добрых чувств не пробудила: надменный луноподобный лик с висящими щеками-брылями, словно у пса итальянской породы, холодно-внимательные маленькие глазки, поджатые губы, оспенные отметины на лбу. Кошмарное траурное платье и облегающий чепец довершали унылую картину — никаких сомнений, эдакая стервища запросто могла свести в могилу безвременно почившего мужа, а ныне видит смысл существования в том, чтобы портить жизнь соседям и постояльцам.

Мадам встретила гостя из Парижа лишь скупым кивком, не проронив и слова. Указала взглядом на каменную лесенку в три ступени и распахнутую дверь, ведущие в бельэтаж — полуподвал дома на Иерусалимской улице судя по всему оставался нежилым. Вход отдельный, с угла Сен-Обер, что несколько успокаивает — старая карга не будет смущать присутствием в комнатах.