Муравьиный лабиринт - Дмитрий Емец Страница 4

На лице у Мамаси возникло скорбное выражение человека, которого только что предали.

– Нет уж! Она прекрасно работает! Закрывается неплотно, и шланги немного прогнили. Но у нее замечательный двигатель! Надежный! Прекрасный! Поистине вечный! – с негодованием произнесла Мамася.

Рина тихо хрюкнула. Стараясь не смотреть на кипящую Мамасю, опустила в чай печенье. Оно обломилось и осталось плавать в чашке. Рина стала выуживать его двумя пальцами. Печение вело себя как призрак. Глазами увидеть было можно, а пальцами взять нереально: они проходили насквозь.

– А новая машинка где? – спросила Рина, отчаявшись достать печенье.

Мамася небрежно, как королева в изгнании, ткнула пальцем в темный коридор.

– Там!

Рина вспомнила, что по дороге на кухню видела в коридоре нечто гороподобное. В их квартире всякий громоздкий предмет, стоявший не на своем месте (стул, стол, гладильная доска, даже велосипед), мгновенно превращался в перехватывающую парковку для свитеров, юбок, колготок. Причем они с Мамасей обвиняли в происходящем не себя, не вещи, а именно этот не на место выползший предмет.

Эле надоело рассматривать картинки. Она взялась за шнур электрического чайника и…

– Не-е-е-ет! – заорала Мамася, в прыжке мангуста отшвыривая уже падающий чайник к холодильнику, и стала вопить на Элю за то, что испугалась за нее. Эля, до этого момента вообще не понимавшая, в чем дело, тоже начала орать. Добившись от Эли слез, Мамася успокоилась и сочла педагогическую программу исчерпанной.

– Ну все! – сказала она строго. – Я тружусь! Мне надо добить пятьдесят страниц и завтра сдаваться!

Пятьдесят страниц Мамася добивала с прищуром наемного убийцы, вычеркивая порой целые предложения, в содержании которых ей сложно было разобраться.

– Надеюсь, автор к тебе не придет и не положит руки на шею, – сказала Рина.

Мамася отчего-то испугалась и стала стучать по полировке.

– Я тоже надеюсь, что не придет. Он недавно умер… Все! Тихо!

Рина взяла за руку всхлипывающую Элю, отвела ее в другую комнату и уложила.

– Не буду пать! – сказала та.

– Это ты правильно! Не спи, конечно! – одобрила Рина.

Эля счастливо вздохнула, радуясь, что настояла на своем, и мгновенно уснула.

Рина вернулась, забралась с ногами в кресло и стала смотреть на Мамасю. Изредка та отрывалась от рукописи и заглядывала в свой смартфон, нетерпеливо дергая пальцем ползунок разблокировки. Проверка электронной почты – форма психоза. Ясно же, что каждые пять минут почта не приходит. Да и не ждешь особенно ни от кого писем. Просто сознание жаждет надежды и перемены, а проверка почты для этого самый подходящий повод.

Мамася ощутила ее испытующий взгляд и подняла голову. Глаза у нее были красные, уставшие.

– У тебя по волосам упрямки ползают, – сказала Мамася.

– А? Какие? – не расслышав, переспросила Рина.

– Полосатые.

Рина вяло улыбнулась. На нее вдруг навалилась тяжелая ночная тоска, которая часто следует за перевозбуждением. Ослик Фантом погас в ее душе. Она смотрела на Мамасю, и ей было больно. Она ощущала… сама не знала что. Или знала, но не хотела озвучивать, потому что, выразив что-либо словами, получаешь противный клейкий ярлычок, который затем руководит твоими мыслями, ощущениями и поступками. Слова опасны. Пока что-либо не сказано, оно еще не совсем существует и может легко рассосаться, исчезнуть, оказаться мифом, случайной тенью от пролетевшего облака. Высказанное же мгновенно начинает существовать.

По сути, сейчас Рина развенчивала для себя Мамасю. Начинала видеть ее слабости и границы, которые есть у каждого, но которых почему-то не должно быть у тех, кого любишь. Горькая такая правдивая любовь: когда любишь человека и видишь, что он несовершенен, а все равно продолжаешь любить, потому что, потеряв это чувство, разом потеряешь все.

– Я тебя люблю, а остальное неважно, – зачем-то ляпнула Рина.

Мамася тревожно шевельнула бровями.

– Остальное тоже безусловно важно, – сказала она, находя нужным спорить. – Например, то, как ты одеваешься! Женщина должна одеваться тепло и красиво. Именно в такой последовательности. Вначале тепло, а затем красиво. Но ни в коем случае не наоборот!

– В свитер ниже попы? – рассеянно спросила Рина.

– Он греет поясницу!

– Ага! А в пояснице помещаются будущие дети и другие внутренние органы!

Мамася поморщилась.

– Ты говоришь ерунду!

– Это ерунда говорит меня. Но ты не обращай внимания! Мы с ней прекрасно ладим, – сказала Рина, и ей вдруг стало хорошо.

Просто хорошо и все. Сомнения отступили. Зачем усложнять то, что замечательно само по себе? Человек – это то, что он видит. Хороший человек видит во всем хорошее. Здесь же, у Мамаси, ей было спокойно.

Дом – место, где тебя любят. Включенная на кухне лампа, которую видно с улицы темным сырым вечером. Стол с супом и всякими булками. Кипящий чайник. Но все же главное: просто место, где тебя любят, и больше, по сути, ничего.

Рина обняла Мамасю, и они обе сладко заплакали непонятно чему. В соседней комнате проснулась Эля, вспомнившая о своем обещании не спать. Она пришла на кухню, пошаталась в дверях, посмотрела на них некоторое время, неуверенно хихикнула, точно примериваясь, та ли это эмоция, или нужно поискать другую, а потом подползла на четвереньках, обняла ногу Мамаси и тоже заплакала.