Хомячок в наследство - Надежда Цыбанова Страница 4

— И куда ты такая красивая собралась? — ехидно поинтересовался Зяма.

Я одернула юбку, расшитую по подолу цветами. А то я без всяких хомяков не понимаю, что выгляжу далеко не по столичной моде. Все свои приличные платья, я давно выменяла на продукты. Да и перед кем в Бздыжниках красоваться? Коровам я и такая нравлюсь. Особенно быку. Как увидит меня, так морду к земле наклоняет, рога наставит и таран идет. Природа нелюбви скотины (точнее этого быка и не назовешь) для меня до сих пор загадка.

— На базар, — я в очередной раз повертелась перед зеркалом. — Надо приобрести залог мирного сосуществования с деревенскими.

— Это ты о чем? — заинтересовался фамильяр.

— Вот, — я положила на стол список, который мне подсунул староста перед самым отбытием.

— Красные бусы. Красные бусы. Красные бусы. Да тут одних бус только двадцать штук! — возмутился Зяма.

Я молча развела руками. Там еще были ленты, платки и сладкие леденцы на палочках для детворы. Мужики от себя скромно ничего не вписали, прикинув размер поклажи на квадратуру ведьмы. Или все средства ушли на удовлетворение запросов жен, что тоже не исключено.

Деревня это вам не столица, там, например, слово дивное «равноправие» относится к жуткому ругательству. Как мужик сказал — так и будет. Только сначала ему жена на ухо нужно нашепчет или скалкой вобьет, это уж как повезет с характером благоверной. В общем, ругаться с женским населением Бздыжников никак нельзя.

Я же поначалу совсем неумеха была. Какой огород? Какие соленья? Что такое «доить»? Когда я себе чуть ноги лопатой не отрубила, делая не то грядку, не то яму для перегноя, бабы сжалились и прислали на помощь городской фифе мужиков. Потом научили ведению домашнего деревенского хозяйства. Уж очень в Бздыжниках была нужна ведьма, а добровольно ехать в глушь никто не спешил. Тогда-то я и рассталась с платьями. Одно выменяла на регулярную крынку молока. Другое — на мясо. Третье — на яйца и куриные тушки. Четвертое и последнее — ка долю с деревенского поля. Ну и за работу, меня одаривают местные, то баночкой варенья, то солеными огурцами, то капусткой квашенной.

— Хочешь сладко есть, умей и на забор влезть, — поведала я нехитрую студенческую мудрость, гуляющую в Ведической Академии.

Была у нас особая теплица, где круглый год выращивали яблоки, груши, сливы. И чтобы избежать разграбления вечно голодными студентами, ее обнесли высоким забором. Но когда юные пытливые умы останавливала подобная незначительная преграда на пути к набиванию желудка?

— А что в Академии до сих пор борются за урожай? — приятной удивился Зяма. — Не разломали еще студенты тепличку?

— Да что с ней будет-то заговоренной? — отмахнулась от переживаний хомяка. — Лучше скажи, тебе самому-то сколько лет?

— Вот дурная девка, — восхитился фамильяр. — Я же не живу, а существую. Разницу понимаешь или это слишком сложно для твоего восприятия? Ты бы еще у призрака поинтересовалась, как давно он преставился. Нету для нас времени. Вообще никакого.

— To есть ты очень старый, — сделала я нелестный для Зямы вывод. Но под недовольное шипение пришлось исправиться: — Древний. Долгосуществующий. Реликтовый.

— Так! — хомяк нервно вцепился в огромную тыквенную семечку. — Хватит! Ты куда-то собиралась в своих деревенских обносках? Вот и легкой дороги тебе. Смотри ноги не переломай.

Изначально план был оставить Зяму в комнате, но после таких добрых слов, как я могла бросить несчастного грызуна одного в душном помещении. Только свежий воздух и яркое солнце. А также возможность насладиться выбором разных красных бус в количестве двадцати штук.

Базар нас встретил толчеей, криками и карманными воришками. Один даже пальцы умудрился в клетку сунуть. Зяма не растерялся и показал, что резцы у него острые, несмотря на преклонный возраст.

И почему все торговцы считают, что деревенского вида девушку обурить, как папироску выкурить? Эти наивные люди явно не имели дел с жителями Бздыжников. Сломал ногу парнишка по имени Рил. Как раз была пахотная. Я чин по чину, мазями обмазала и зафиксировала пострадавшую конечность. Родители его сначала благодарили, а когда цену за помощь узнали, сказали разматывать обратно все как было. И даже разрешили еще раз ее сломать, если мази успели подействовать. Пришлось согласиться на мешок картошки, чтобы не калечить парню жизнь. И то сначала пытались половиной отделаться.

Спустя два часа моя корзинка для покупок потяжелела, рука, удерживающая клетку, начала отваливаться, вид я приобрела взмыленный и лохматый, хомяк потрясенно молчал, а торговцы стали люто меня ненавидеть. И именно сейчас мне было просто необходимо для хорошего настроения столкнуться с Люсиндой.

Старшая сестра имела вид весьма плачевный. От прежней красоты не осталась и следа: оплывшая, разжиревшая с серым цветом лица. Она еле волокла неподъемную корзину, забитую овощами. За подол ее нарядного платья, что особенно подчеркивало дурноту, цеплялось пятеро ребятишек и беспрестанно галдели. Впереди процессии вышагивал ее плешивый муж, неся в своих руках исключительно собственное самомнение.

Мы поравнялись. Даже был шанс разминуться, поскольку взгляд Люсинды бессмысленно бродил по лавкам. Но не повезло.

— Иви? — она удивленно моргнула. — Ты что тут делаешь? Разве тебя не сослали в глухую дыру?

Я выразительно выгнула бровь. Мол, ты кто такая, чтобы ко мне вопросы иметь.

Но тут племянники, которые и не подозревали, что они племянники, увидели клетку с Зямой.

— Хомячок! — восторженно пискнула девочка.

— Хочу! — капризно протянул младший пацан.

— Мама, купи! — требовательно топнул ножкой старший.

Я на всякий случай подняла клетку повыше. Но Зяма уже начал нервничать:

— Детей ко мне не подпускать! — он сердито зафырчал. — Знаю я их. Сначала «я только поиграю», а уже через минуту сидишь лысый и без усов.

Глава семейства заметил, что сзади стало подозрительно тихо, и поспешил вернуться:

— Люська, чего застыла? — он пренебрежительным взглядом скользнул по жене. — Нам еще надо успеть купить мои любимые орешки, пока не разобрали. А то провозился я с вами все утро. Ничего без меня сделать не можешь.

— И вам, свояк, доброго здоровья, — я широко улыбнулась. — Я смотрю, у тебя, сестрица, дела идут как по маслу. Прогорклому только.