Бродячий цирк - Дмитрий Ахметшин Страница 4

Утром следующего дня мы въехали в Краков. Наш караван показался мне дождевой каплей, попавшей в ручей… если не в реку. Вокруг, куда ни глянь, люди. Нельзя сказать, что Первый мой Большой Город произвёл какое-то особенное впечатление — просто я его именно таким и представлял, и знал, чего ожидать. Зато Мышик был потрясён до глубины своей собачьей души — столько людей в одном месте он видел в первый раз.

Аксель даже и ухом не повёл, когда сонный пригород с козьим блеяньем и изрыгающими едкий дым деревенскими грузовичками сменился узкими улочками города, так и продолжил сопеть под одеялом на своём сидении. Я же не сомкнул глаз всё утро, да и мои спутники заметно приободрились. Костя блаженно жмурился и курил. Анна, сменившая на козлах фургона Марину, здоровалась и перекидывалась словами с торговцами, спешащими мимо артистами, просто прохожими и гостями фестиваля. Марина в салоне автобуса сонно хлопала глазами и улыбалась. Я пожелал ей доброго утра и получил в ответ надменное: «Надеюсь, ты тоже выспался, ведь сутки предстоят не из лёгких, особенно для тебя…». Потом спросил у Кости:

— Анна со всеми общается, как будто всех тут знает. Вы так часто сюда приезжаете?

— Несколько раз в год, — ответил он. — Вон того толстяка в шляпе с пером зовут Джером, и у него просто отличный мёд. А вон и его грузовичок, видишь?.. Надо будет к нему сегодня заглянуть.

Костя махнул мужчине рукой, тот ответил ленивым кивком и спрятал в усах улыбку.

— А вот в том подвальчике — один из входов в гильдию картографов. К этим ребятам ходят не только за картами.

Он сделал эффектную паузу, и я спросил:

— А за чем ещё?

Костя сказал, понизив голос:

— Они знают всё обо всех. За денежку там можно узнать все, что хочешь об интересующем тебя человеке или месте в городе.

Он немного помолчал, докуривая сигарету. Потом сказал:

— Заводить новые знакомства легко. Переброситься парой слов с незнакомым человеком — нехитрое дело. Он может стать очередным мазком краски в портрете этого дня, а может оказаться и лицом этого портрета. Понимаешь?

Я мало что понимал, но кивнул. Показаться невеждой перед голубыми глазами мне очень не хотелось.

Впереди людской поток, радостно гомоня, выплёскивался на площадь. «Всё равно, что наши приютские перед каждонедельным походом в кинотеатр», — подумал я, чувствуя, как сладостно томит душу плывущая над крышами музыка. Наш караван свернул чуть раньше, углубился в паутину улочек, мощенных красным и жёлтым камнем.

— Подъём, морские дьяволы, — хрипло скомандовал Аксель и зевнул. — Впереди земля!

— Здесь, — сказал Костя, останавливая автобус на крошечной, затерянной среди старинных трёхэтажных домов, площадке… или лучше сказать полянке? — Здесь мы и остановимся.

Я спрыгнул с подножки автобуса и огляделся. Заросший зелёными водорослями фонтан, несколько скамеек. За фигурной аркой, по сторонам которой поднимаются стилизованные сторожевые башенки, темнеет парк и убегает посыпанная жёлтыми листьями дорожка. С другой стороны под навесом деревянные столики и странная овальная дверь, выкрашенная в зелёный цвет. «Зелёный Камень — кафе-гостиница», гласила вывеска над дверью. Приглушённый гомон городской площади слышался где-то рядом.

— Юнга! — настиг меня рёв Акселя. — Ты чего там заснул? Мы тебя взяли не для того, чтобы пялился на достопримечательности. Точнее, не только для этого. Давай-ка разгружай Бориса, он уже воет от тоски.

Преследуемый радостно лающим Мышиком, я бросился к фургону, где попал в руки Анны и был нагружен лошадиной сбруей и седлом.

— Почему мы остановились именно здесь? Здесь же почти нет народу!

Анна улыбнулась.

— Плох тот артист, который не сумеет сделать себе аудиторию. Не волнуйся, без куска мяса твой пёс этим вечером не останется.

Местные дети были уже тут. Крутились под ногами, вытягивали шеи, пытаясь заглянуть в тёмное нутро повозок, провожали блестящими глазами каждую коробку. Артисты деловито носились между фургонами. Лошадей отправили пастись в лесопарк, кусочек которого был виден под северной аркой, с нами осталась только Цирель, которую Костя с Анной уже облачали в красную попону, седло, уздечку с позолоченными клёпками и красный плюмаж. Я даже залюбовался — до тех пор, пока меня не вернул в этот мир тычок Акселя.

— Не отвлекайся, Шелест. У нас ещё обезьянки не разгружены, а вон уже подтягиваются зрители постарше и при деньгах! Знаешь, как они клюют на обезьянок?!

Я стремглав бросился к повозке с животными.

Зрители постарше и вправду постепенно подходили. С одного из балконов на нас благожелательно смотрела пожилая пара, откуда-то со стороны парка появилась стайка девушек и принялась рассаживаться на скамейках. Из двери «Зелёного камня» вышел хмурый толстяк в кожаном скрипучем жилете на шнурках. Я подумал, что он собирается задать нам взбучку за то, что устроили перед его заведением сумасшедший дом, но услышал:

— Аксель! Чего ж ты, паршивец, не заходишь проведать старого друга, а?