Ледобой - Азамат Козаев Страница 4

– Жутковато.

– То, что жутковато, зверье раньше нас с тобой учуяло. Той жути, что вместе с кровью по лесу разлита, и боятся. Кстати, ты оттниров считаешь? Это который?

– Восьмой.

– Ох, чую, девятый недалеко. Бего-о-ом!

Девятый пренебрег доспехом, и неведомый заставный боец его просто-напросто вскрыл, как раковину, поперек груди. Нашли в кустах, справа от тропы. Десятого гонец прирезал со спины, под лопаткой остался торчать нож с рукоятью из бивня моржа.

– Его собственный. – Щелк вынул нож из раны и вложил в ножны, что висели на поясе оттнира.

– Обошел со спины, вырвал нож из ножен и уложил одним ударом. – Перегуж внимательно осмотрел траву вокруг. – А ведь наш ухарь тоже ранен! Вот глядите, подкрался с этой стороны, из-за дерева, выждал какое-то время, неслышно скользнул в самое подбрюшье и прирезал! А на стволе, пока таился, оставил свою кровь!

Пошли невысокие каменистые холмы. Одиннадцатого нашли внизу, под крутым обрывом, откуда тот никак не мог выбраться сам. Так и помер на камнях – со сломанной шеей долго не живут. Двенадцатый лежал на тропе шагах в двадцати, сжимая в руке окровавленный меч.

– Ох, не поберегся ты, парень! – покачал головой старый воевода. – Достал-таки оттнир! Меч в крови.

– Может быть, не его кровь? Вся застава кровищей изошла!

– Его, – мрачно бросил Перегуж. – Лезвием кусок рубахи вырвал, видишь, там на кончике? Было бы дело в крепости, от беготни по лесу клочок давно слетел бы.

– А ведь счет быкам пошел на второй десяток! – бросил Моряй и усмехнулся.

– Я уже ничему не удивлюсь. – Щелк присел на валежину. – А все же угадал Волочек с гонцом!

– У старого было чутье на таких. – Перегуж вытер испарину со лба. – Пусть ему сладко пируется в чертогах Ратника.

– Я не очень хорошо знал заставную дружину… – Моряй напрягся в потугах припоминания. – Знал несколько человек, но и только. Кто бы это мог быть?

Щелк пожал плечами. Пересекаться с заставными не приходилось. Видел нескольких в Сторожище, кое-с-кем водил шапочное знакомство, но тем дело и ограничилось.

– Я знал побольше вашего, но тоже не всех, – вздохнул Перегуж. – Гадать можно бесконечно. Солнце в полдень входит, а дел еще немеряно. Встали! К тринадцатому!..

Далеко за полдень, почти в самых сумерках нашли девятнадцатого и последнего. Лица на нем просто не осталось, пониже шлема застыла кровавая каша, ни губы, ни нос больше не просматривались. Полуночник застыл в нелепой позе у прибрежных камней – вытянул руку, будто тщился что-то ухватить слабеющими пальцами, – и от места схватки к морю тянулся теперь лишь один кровавый след. Бурая полоса обрывалась в прибрежных камнях, на гальке угадывался волок, словно к морю тащили ладейку… и все. Море не хранит следов. Давно растаяла пенная дорожка за рыбацкой ладейкой, а кровь, оброненная неведомым гонцом, давно смешалась с морской солью. Перегуж, Щелк и Моряй лишь переглянулись.

– Сдается мне, он еще появится. – воевода подкрутил ус.

– Станет обидно, если море не отдаст его земле. – Щелк прищурился, словно мог углядеть в туманной завесе черную точку. – Чарку-другую с ним я бы с удовольствием раздавил.

– Что теперь? – нахмурился Моряй.

– Война, – вздохнул Перегуж. – Будет война. Отсюда почти равно далеко до нас, до млечей и до соловеев. Куда ударят полуночники… не знаю. Нас не было восемь дней, вот сойдем дома на берег и попадем как кур в ощип – глядь, а в Сторожище уже оттниры хозяйничают. Не угадаешь. Посему закончим тут и тихонько двинемся восвояси. И вроде все ясно, большая беда стучит в ворота, а беспокойно мне от сущей мелочи.

– Какой? – в один голос вопросили Щелк с Моряем.

– Где пятьдесят четвертый?..