Извлечение троих - Стивен Кинг Страница 4

Море — огромное — соприкасается с горизонтом в некоейразмытой голубой точке, которую невозможно вычислить. Заглядевшись, стрелок намгновение забыл про боль. Он в жизни не видел столько воды. Разумеется, слышало море и в детских сказках, и от учителей. Некоторым из них удалось убедить егов том, что оно существует… но чтобы своими глазами увидеть… эту громаду, эточудо безбрежной воды после стольких лет в иссушенных землях… ему было трудноповерить в это. Трудно даже смотреть на такое.

Он смотрел долго, в упоении, заставляя себя смотреть, идивился, на время забыв свою боль.

Но уже утро, и еще нужно многое сделать.

Он осторожно нащупал в заднем кармане челюсть, стараяськасаться ее ладонью и не тревожить обрубки пальцев: на месте она или нет.Непрестанная боль обернулась вскриками.

Кость на месте.

Порядок.

Дальше.

Он неуклюже расстегнул ремни с кобурами и положил их назалитый солнцем камень. Вытащил револьверы, вывернул барабаны, вынулбесполезные теперь патроны и выбросил их. Один засиял на солнце. На яркий бликприлетела птица, подхватила патрон клювом, потом выронила и улетела прочь.

Теперь пора позаботиться и о самих револьверах — надо бы впервую очередь, но поскольку и в этом мире, и в любом другом револьвер безпатронов — всего лишь кусок металла, стрелок сперва разложил патронташи у себяна коленях и осторожно провел левой рукой по коже.

Оба промокли от пряжек до того места, где ремнисоприкасаются с бедрами; дальше — как будто были сухими. Он осторожно вынул всесухие патроны. Правая его рука так и рвалась приняться за работу, несмотря дажена боль забыв про увечье, и вскоре стрелок поймал себя на том, что он раз заразом возвращает ее на колено, как глупого или капризного пса, который непонимает команд. Обезумев от боли, он пару раз едва не ударил по ней.

Кажется, у меня назревают большие проблемы,— снова подумалон.

Он сложил все патроны — будем надеяться, что хорошие — водну кучу и тут же пришел в уныние: такой она была маленькой. Двадцать штук. Инекоторые, скорее всего, непременно дадут осечку. То есть, нельзя полагаться нина какой. Он достал остальные патроны и сложил их в другую кучку. Тридцатьсемь.

Ну что ж, нельзя сказать, что и раньше ты был вооружен дозубов, — утешил себя стрелок, но он хорошо понимал разницу между пятидесятьюсемью действующими патронами и с натяжкою — двадцатью. Или десятью. Или пятью.Или одним. А, может, вообще не один не сработает.

Стрелок отложил сомнительные патроны в сторону.

Хорошо еще, что сумка его не пропала. Стрелок разложил ее наколенях, потом медленно разобрал револьверы и свершил ритуал чистки. Закончилон через два часа. Боль стала настолько сильной, что у него закружилась голова.Даже связно мыслить было затруднительно. Хотелось спать. Никогда в жизни емутак не хотелось спать. Но ни разу еще сон не служил ему оправданием для того,чтобы отложить дела и забыть о долге.

— Корт, — проговорил стрелок, и сам не узнал свой голос, ирассмеялся натянуто.

Медленно, очень медленно он собрал револьверы и зарядил ихпатронами, которые — предположительно — остались сухими. Когда он закончил, онподнял в левой руке револьвер… и медленно отпустил курок, так и не выстрелив.Да, он хотел знать. Хотел знать, что будет, когда он нажмет на курок: выстрелили еще один бессмысленный щелчок. Но щелчок не значил бы ничего, а выстреллишь уменьшил бы количество пригодных патронов с двадцати до девятнадцати… илидо девяти… или до трех… а может быть, их бы вообще не осталось.

Он оторвал еще одну полосу от рубахи, сложил на нееостальные патроны — те, которые намокли — и завязал узелок левой рукой, помогаясебе зубами. Потом сложил сверток в сумку.

Спать,— требовало его тело. —Спать, тебе надо поспать,сейчас, пока не стемнело, ничего у тебя не осталось, ты выдохся…

Он заставил себя подняться и оглядел пустынный берег цветадавно не стиранного исподнего, усыпанный бесцветными же ракушками. Кое-где изкрупнозернистого песка торчали большие камни, покрытые толстыми слоями гуана;те слои, что постарее — желтые, точно старые зубы, что посвежее — как белыепятна.

По линии прилива подсыхали бурые водоросли. Совсем рядомвалялись правый сапог стрелка и бурдюки для воды. Стрелок подивился такомучуду, что их не смыло волнами в море. Сильно хромая, он медленно подошел к ним.Поднял один и встряхнул, приложив к уху. Второй бурдюк точно был пуст, но вэтом еще оставалось немного воды. Большинство людей ни за что бы не заметилоразницу между ними двумя, но стрелок различал их, как мать различает своихблизнецов и никогда не путает одного с другим. Он очень долго скитался по светус этими бурдюками. Внутри плескалась вода. Это хорошо — это настоящий подарок,ведь эта тварь, которая на него напала, или другие ее сородичи могли бы порватьбурдюки одним случайным укусом или движением клешни, но этого не случилось, иволны не унесли их в море. Самой твари что-то не видно, хотя стрелок прикончилее гораздо выше линии прилива. Быть может, ее останки утащили другие хищники;или ее же собратья погребли ее в море, как те огромные существа из детскихсказок, слоны, хоронят своих умерших.

Он поднял бурдюк на левом локте, сделал большой глоток и тутже почувствовал, как к нему возвращаются силы. Само собой, правый сапог былразодран в клочья… но все же не так безнадежно. Подошва осталась целой —помятой, конечно, но целой, — и, скорее всего, с ней еще можно что-нибудьсделать: отрезать кусочек от левого сапога, приладить на правый, чтобы хотя быпервое время оно продержалось…

Внезапно его охватила слабость. Он почувствовал, что близокк обмороку. Он попытался ее одолеть, эту слабость, но ноги его подкосились, ион сел на песок, прикусив по-дурацки язык.

Ты не будешь терять сознание, — твердо сказал он себе.—Только не здесь, где ночью на берег вполне может выползти еще одна гадость, иуж эта точно тебя прикончит.

Он поднялся на ноги, обвязал пустой бурдюк вокруг пояса инаправился к тому месту, где он оставил свои револьверы и сумку. Но не прошелон и двадцати ярдов, как снова упал, едва не потеряв сознание. Стрелок полежалнемного, прижавшись щекою к песку. Краешек ракушки почти до крови врезался вкожу под нижней челюстью. Он сумел поднести бурдюк ко рту и сделать несколькоглотков воды, а потом, не вставая, пополз к тому месту, где он проснулсясегодня утром. В двадцати ярдах выше по склону росло одинокое чахлое деревце, —юкка коротколистная, дерево Иисуса. Какая-никакая, но тень.

Для Роланда эти двадцать ярдов показались двадцатью милями.

Но он все-таки смог перетащить свои немногочисленные пожиткив крошечную лужицу тени. Опустив голову на траву, стрелок улегся, уже отдаваясьсну, или беспамятству, или смерти. Он поглядел на небо, пытаясь определитьвремя. Еще не полдень, но если судить по размеру пятнышка тени, в котором онпримостился, полдень уже близко. Стрелок продержался в сознании еще мгновение:поднес правую руку к глазам, высматривая алые полосы заражения, признаки яда,который неуклонно просачивается по телу.