Дева и Змей - Наталья Игнатова Страница 4

— Вполне. Мне нужна практика.

— Вы полиглот? — спросила она с уважением. По-английски спросила.

— Пока не очень, — признался Курт, — но я стараюсь.

— А вы случайно не знаете, куда все подевались?

— Знаю, и даже не случайно, — он улыбнулся, — все подевались в церковь.

— В такую рань?

— Даже раньше. Какая-то служба начинается в час Прайм, с рассветом, вот на нее все и отправились. А к кому вы приехали?

— Да ни к кому, — они въехали в город, и Элис завертела головой, разглядывая аккуратные домики, — я здесь случайно. Заночевала в гостинице, там, у поворота, утром встала, а вокруг как вымерло. Вот я и пошла искать.

— Далековато зашли, — хмыкнул Курт.

— А вы что, полицейский?

— Это почему?

— Вопросов много задаете, — она взглянула в упор. — Ну, признайтесь, я угадала?

— Почти. Я русский шпион.

— Ну да! — протянула Элис тоном девочки, совсем недавно узнавшей, что Санта-Клауса не существует. — Если русский, так обязательно шпион?! Полицейский и то лучше.

— А вы что же, не любите полицию?

— А за что ее любить? — она пожала плечами. — Копы в последнее время ловят студентов, а не преступников. У меня на них уже, можно сказать, чутье выработалось… Но у вас паспорт русский, имя — немецкое, и легенда никуда не годится, значит, вы настоящий. По делам здесь?

— В гости.

Чистые и абсолютно пустые улицы Ауфбе наводили легкую жуть. В дымке тумана дома и деревья казались нереальными, написанными акварелью: что там прячется за резными фасадами, бог весть? И тихо, как в музее.

— Зачарованный город, — вполголоса подхватила невысказанную мысль Элис, — как в сказках. А у вас здесь, конечно же, живет бабушка.

— Вообще-то мать, — Курт поморгал, чтобы прогнать наваждение. — Она год как переехала.

— А… Слушайте, мистер Гюнхельд… то есть, Курт, может быть, вы знаете, кто живет в замке?

— В развалинах? Конечно, знаю, — вот и церковь, а за ней, на площади, большой дом с красной крышей… ничего себе дом! Целая барская усадьба. — Там никто не живет, но под холмом заточено чудовище — то ли змей, то ли дракон. Сам холм так и называется Змеиный. Здешние жители потому и молятся беспрестанно, что только молитвы удерживают чудище в заточении. Я не шучу, — добавил Курт, когда Элис обиженно нахмурилась, — это местные легенды. А мы приехали. Моя матушка живет в этом доме. Зайдете в гости? Не зря же вы сюда ехали. В городе, насколько я знаю, даже перекусить негде.

— Это плохо, — серьезно сказала Элис, — я еще не завтракала, — она поглядела на церковь — из высоких двустворчатых дверей уже выходили нарядные прихожане, взглянула на Курта, улыбнулась: — считайте, что я поймала вас на слове. Зайду непременно, только не сейчас, а после того как поднимусь к замку. Вы меня накормите и отвезете обратно в гостиницу, договорились?

— Конечно!

— Вот теперь я верю, что вы русский, — Элис отжала защелку на дверях, — вы не представляете, как куксятся немцы на просьбу угостить хотя бы парой гренков. Всего доброго.

— До свидания.

Курт смотрел, как она идет через площадь, через поток прихожан, как провожают ее взглядами все, от стариков до детей. Какая красивая девушка! И какая странная.

А мать, конечно, была не в церкви — что ей делать в церкви, убежденной атеистке, члену партии с сорок третьего года? Мать, наверное, с ночи высматривала его в окно, а сейчас вот спешила через сад к широким кованым воротам. Курт вышел из машины — помочь, но ворота уже открывал какой-то пожилой дядька.

— Это Остин, привратник, — сказала мать, предупреждая вопрос, — здесь не держать прислугу, считается дурным тоном.

Без всякого перехода она обняла Курта и расцеловала в обе щеки:

— Как добрался? Не заплутал? Оставь машину, Остин отгонит ее в гараж. Ну что, как тебе все здесь? Да, кстати, что это была за девушка?

* * *

Элис Курт показался симпатичным. Ей всегда нравились такие молодые люди: светловолосые, загорелые, с широкими плечами. Скажите на милость, а кому такие не нравятся? К тому же Курт казался неглупым и не терялся в ее присутствии. Многие терялись: пыжились, делались многословны или, наоборот, косноязычны. Экзотика опять же: он наверняка комсомолец. В России все молодые люди — комсомольцы. В Германии — многие.

“Сразу видно, что хороший человек”, — с логикой, ей самой непонятной, решила Элис. Ну а, в самом деле, плохой разве? Веселый, улыбка у него красивая. Не жадный. И вообще, ничто так не красит мужчину, как серо-голубые глаза.

Элис на ходу хихикнула: начиная рассуждать подобным образом, она самой себе напоминала куклу Барби. Ума столько же, и такая же красавица. Блондинка — этим все сказано. Курт, правда, на Кена ничуть не походил.

Непонятно, почему он назвал замок развалинами?

Может быть, так повелось со времен войны, когда черная громада на холме, высокие стены, тонкие башни — все было разрушено бомбежками? А может, и с более давних пор: мало ли было в Германии брошенных, обветшалых замков? Лишь с возрождением аристократии стали возрождаться и родовые гнезда. Как бы там ни было, сейчас замок выглядел совсем новым, весь, от стен до последнего зубчика на крышах.

Тянущийся по городским улицам туман не достигал и середины Змеиного холма. Солнечные блики играли на теневой стороне башен. Хотя какая она теневая, если смотрит на восток? Нет… Элис помотала головой и решительно устремилась вверх по удобной тропинке. Нет. Разбираться со светом и тенью, с тем, что куда должно падать — это не ее забота. Это — к художникам.

Город скрылся за деревьями, и неестественная его тишина сменилась обычными лесными звуками. Закричали птицы, зашумели деревья. Большие деревья, с толстыми стволами и широкими листьями. То ли буки, то ли грабы. А может, платаны.

Элис по-прежнему спешила, сама не зная почему. Как торопилась, бежала из гостиницы к городу, так же и сейчас вприпрыжку летела по тропе на вершину. Отсюда замка было не видно. И здесь, как ни странно, между деревьев пестрили землю солнечные лучи. Элис на ходу отметила несколько чудесных полянок с поваленными стволами, как будто специально расположенными так, чтобы на них удобно было сидеть. Появись вдруг у нее желание подольше остаться в Ауфбе, она не преминула бы выбраться сюда на пикник.

И пахло вокруг хорошо. Пахло утренним лесом, травой, мокрыми листьями.

Тропинка, желтая и волглая, упруго поддавая в пятки, наконец-то вытолкнула Элис на вершину. И здесь в звуки проснувшегося леса врезались как нож другие — человеческие. Лязг металла и топот множества ног.

Тропа дугой огибала блестящую черную стену. Элис крадучись сделала несколько шагов, увидела распахнутые створы замковых ворот и, резонно рассудив, что раз уж открыто, то, наверное, можно и войти, заглянула во двор.