Никто и звать никак - Полина Ром Страница 4

Меня вымыли в низкой бочке две смуглых служанки. Прямо на палубе, поставив несколько ширм и отгородив от посторонних взглядов. Сперва в соленой морской воде, немного согрев ее большими раскаленными булыжниками, просто смыли первую грязь, потом принесли еще несколько кувшинов горячей пресной воды, едкой мазью эпилировали все волосы на голове и на теле, кроме бровей и ресниц, и вымыли второй раз. Остаться без вшей было приятно, зуд почти стих. Было немного зябко, но чистая горячая вода с приятным запахом быстро согрела. Лицо и руки намазали каким-то маслом с легким лимонным ароматом.

В небольшую каюту, где стены были обтянуты хлопковой тканью, на полу лежали мягкие войлоки, прикрытые яркими коврами и подушками, меня отвела одна из них. Вторая прошла с нами и осталась сидеть на коленях у двери, не заходя внутрь.

Чистая тонкая льняная ткань одежды ласкала тело. Белья не было, были широкие сверху и сужающиеся к щиколотке штаны с завязочками с двух сторон на линии талии и нечто вроде запахивающегося халата, с облегающим верхом, широким поясом и объемными, складчатыми полами.

Потом в каюту зашел жирный старик, в почти такой же одежде как и у меня, и расшитой шапочке, как у торговца. Он что-то накричал на служанок и меня в четыре руки быстро раздели полностью хотя я и не пыталась сопротивляться. Старик схватил меня за руку, ощупал все тело, помял грудь. Что-то скомандовал, принесли тазик и служанка подала ему пенящуюся мисочку и слила на руки воду из узкогорлого кувшина. Подала длинное полотенце — вытереть руки. Он потребовал открыть рот и поворачивая меня к свету из маленького узкого окна что-то там рассматривал. Потом знаком велел лечь и полез в промежность. Вырваться мне не дали женщины. Просто прижали меня к полу.

Он ушел громко ругаясь и, примерно через час, принесли кашу.

Еды дали так мало, что я заплакала. Буквально сто грамм какой-то очень жидкой солоноватой жижи с крупой, похоже на крепкий мясной бульон. Но мало, очень мало…

Служанка осталась со мной. Гладила меня по бритой голове, что-то стрекотала и, кажется, жалела. Я ежилась и отворачивалась от мягких чужих рук. Любое прикосновение было неприятно, несло опасность боли и холода, нервировало.

Часа через полтора принесли вторую порцию еды, такую же крошечную. Но если в трюме я не испытывала особых проблем от голода, то сейчас он донимал все острее. Дверь в каюту не запиралась, но выходить я не хотела. От слабости часто кружилась голова и казалось, что стены каюты пульсируют и двигаются. Я подтянула к себе несколько подушек и легла и свернулась клубком. Голод высасывал силы. Сон сморил меня почти мгновенно.

Пробуждение было резким — кто-то тихо гладил меня по плечу. Скорость, с которой я прыжком сорвалась с места и забилась в угол, поразила бы любого. И только потом я поняла, что служанка принесла мне новую порцию еды. Одной рукой она протягивала мне маленькую пиалку с той же самой жидкой кашей, а вторую держала на уровне груди, повернув ко мне открытой ладонью. Через несколько минут сердцебиение у меня успокоилось и я протянула руку за пиалой.

Кашу я выпила.

Прошло несколько дней, меня хорошо кормили и я спала в тепле. Служанка ночевала со мной в комнате, каждый вечер помогала обмыться и даже пыталась делать массаж, но я не давалась и она не настаивала. Еда была сытная и теперь ее было много. Всегда больше, чем я могла съесть за один раз. Мясо, крупы, острые овощи и фрукты, тонкие ломтики жареной рыбы и чуть суховатые, но очень вкусные лепешки. Много всего. Служанка доедала после меня, но даже тогда на низком приносном столике оставалась еще пища. Ваза со странными голубоватыми плодами стояла в каюте постоянно. Сливы с привкусом малины или «патия» — так их называла служанка. Свое имя она мне тоже называла, но я не хотела запоминать. Я не хотела знать…

В туалет я выходить отказывалась и, в конце концов, мне принесли что-то вроде горшка, который служанка резво опорожняла и мыла. Назад приносила чистым и ставила за старенькую ширму в углу.

Все свободное время между трапезами я дремала, тихо и бездумно, как растение. Мне было очень комфортно.

Ни разу за все время на корабле никто не кричал, даже матросы. Никого не били и не убивали и я все же рискнула прогуляться на воздухе. Служанка каждый день, жестами, предлагала мне выйти из каюты, но была терпелива, когда я отказывалась. Не настаивала.

Сегодня, когда она по привычке подошла к двери и сделала приглашающий жест, я кивнула и встала с подушек. Несколько неуверенно подошла к открытому проему — ноги, отвыкшие от ходьбы, предательски дрожали — и просто захлебнулась солнцем и влажным ветром.

Служанка накинула мне на плечи тяжелую плотную шаль.

От порога каюты, через узкий проход, был борт корабля. Теперь я часами стояла там днем и смотрела на проплывающие мимо берега. Они были далеко от корабля, но там появлялись и исчезали города и селения.

Мне разрешалось бродить по кораблю куда захочу, он был велик, но гуляющих людей было мало. В основном все или работали или стояли на страже. Например у каюты купившего меня мужчины всегда стояли два солдата. К ним я не подходила близко.

Туалет был организован в самом конце судна. Там было две тканевые кабинки, скрывающие человека от глаз людей. Одна из них была для меня и, наверное, хозяина. Ткань ее была плотной, изумрудного цвета, и почти не продувалась ветром. А сверху был сделан навес от дождя. Внутри — овальная щель в чисто отмытых досках. Сквозь нее видно море. И всегда — запас свежих мягких лоскутов. Кувшин с теплой водой служанка приносила в эту кабинку каждый раз и требовала обмываться после испражнения.