Мастер проклятий - Матвей Курилкин Страница 4

Я так никогда и не узнал, что же произошло с настоящим хозяином тела, в котором оказался. Ни следа воспоминаний, ни одной привычки, ни одного рефлекторного движения не осталось от моего предшественника. Впрочем, много ли привычек бывает у семилетнего ребенка? Что бы ни случилось с маленьким Диего, здесь его больше не было. Потому и чувство вины за то, что занял чужое место исчезло очень быстро. Раз случившееся — не мой грех, то лучшее, что я мог сделать — это отплатить добром за ту любовь, которую щедро дарили мне Мария и Винсенте Ортес, мои родители.

Сначала было непросто. Мне не только пришлось заново учить язык страны, в которой оказался. Помимо языка есть еще множество мелочей, которые должен знать любой, и даже нежный возраст не является оправданием незнанию этих деталей. Я не знал расположения комнат в доме, не умел пользоваться простейшими бытовыми предметами. Да что там, мне пришлось заново учиться есть. В семьях аристократов принято обучать детей этикету с ранних лет, так что мой ступор при виде многочисленных столовых приборов был очень заметен. Думаю, родителям нелегко дались эти несколько месяцев моей адаптации, и наверняка они ужасно боялись, что я так и останусь «дурачком», но ни разу за все это время на меня не повысили голос, и ни разу я не увидел в их глазах разочарования. Только тревогу. Впрочем, постепенно, по мере «выздоровления», эта тревога исчезла. Уже потом, спустя несколько лет я узнал, что меня все-таки проверили однажды. Отец рассказывал, что через неделю после того, как я встал на ноги, меня отвели в храм Гекаты ^[5] Пропилеи ^[6]. Это случилось после того, как я с воплем убежал при виде благодарственного ритуала Моросу ^[7] — за то, что пощадил. Ничего удивительного, ведь Морос — бог темный, и ни цветов, ни золота в качестве благодарности он не примет. Ему сладка чужая боль, и я вполне мог напугаться, видя, как отец взрезает себе вены покрытым изморозью кинжалом, и как кровь, струящаяся из ран, вихрем закручивается вокруг крохотной статуэтки сурового старика и опадает на нее красивыми красными снежинками. Родители же приняли мою реакцию за происки поселившегося в тело сына демона, и уже на следующий день я стоял перед алтарем Гекаты.

Несмотря на то, что мать с отцом оказались недалеки от истины в своих предположениях, визит в храм ничем плохим для меня не закончился. «Дух и тело находятся на своих местах» — сказала тогда слепая жрица со светящимися синим глазами. «Богам было угодно помочь вам и вашему сыну. Принимать помощь или нет — ваше право, но не стоит требовать от богов объяснений». Как по мне, ответ крайне двусмысленный, но родителей он устроил, и больше никакие сомнения их не посещали. Ну а когда я начал говорить и «последствия болезни» прошли, отец с матерью окончательно успокоились.

Нет ничего удивительного в том, что мне так плохо запомнились первые месяцы жизни в этом мире. Главные чувства, которые мной владели — это перманентное удивление, переходящее в шок и ошеломление. Особенно сильно это стало проявляться после того, как я немного окреп, начал понимать язык и выходить из дома. Картинка реальности никак не складывалась у меня в голове. Наличие множества богов, в которых я узнавал персонажей из греческой и римской мифологий, нечастые, но заметные проявления магии и сверхъестественного — все это можно было бы принять. Однако, выходя на улицу, я видел вовсе не древнюю Элладу или Рим. Напротив, город, который я мерил шагами во время прогулок, вызывал ассоциации сначала с эпохой возрождения, а уж когда я впервые увидел экипаж на паровом ходу, на ум и вовсе пришла мысль о промышленной революции. А когда однажды из любопытства заглянув в отцовский сейф, я увидел там мирно соседствующий револьвер, по виду точь-в-точь похожий на Кольт миротворец, и испускающий едва заметное свечение жезл Асклепия, я окончательно перестал понимать, куда попал.

Карта, что я нашел в столе у отца, на мой неискушенный взгляд ничем не отличалась от привычной по тому миру. Если не считать границ государств. Главное отличие, поразившее меня — это Римская империя, которая и не думала распадаться. Огромная территория, кольцом опоясывающая Средиземное море, здесь продолжала оставаться единым государством. Более того, она была намного больше, чем та, что я помнил из учебников истории. Например, африканский континент был заштрихован красным почти полностью, за исключением южной оконечности. Если я правильно оценил, граница проходит южнее Йоханесбурга, который в этом мире отсутствует, но севернее королевства Лесото, которое в этом мире есть. Зато север и северо-восток красного цвета лишены. На севере страна норманнов, мореплавателей и разбойников, северо-восток же занимает Великая Тартария. Эта часть карты довольно сильно отличается от привычной мне. То ли действительно география другая, то ли местные географы очень мало знают о тех местах. Расспросы были бесполезны, родители ясности в этот вопрос не внесли. Создавалось ощущение, что интересы местных граждан сосредоточенны исключительно внутри империи, и все, что находится за ее пределами их не волнует. Постепенно я привык мыслить схожим образом, и надолго забыл о своих попытках разузнать о происходящем за границами империи.

Если не учитывать потрясения, связанные с переносом в другой мир и в другое тело, местная жизнь для меня начиналась беззаботно и весело. Родители оказались людьми обеспеченными, — это было сразу заметно хотя бы по просторному домусу ^[8], в котором мы жили, — а уж когда я начал понимать язык, выяснилось, что и социальный статус нашей семьи довольно высок. Отец — инженер на паровозном заводе, помимо основного дохода имел регулярные отчисления с нескольких патентов, полученных за изобретенные им узлы и механизмы. Мама мирской профессии не имела, но как младшая жрица Гекаты часто получала подношения от тех, кому требовалась помощь по профилю богини. Ну, и самое главное, то, что, собственно, давало право моей семье считаться аристократами — это наличие магических способностей. Не передать моего восторга, когда я случайно стал свидетелем вечерней беседы отца с матерью. Мама тогда принесла ему сломанные карманные часы, и попросила «что-то сделать с вредным механизмом», который перестал показывать время. Я ждал, что отец станет их разбирать, или, может, отнесет в мастерские завода, но он просто уставился на изящную луковицу с серьезным видом, и разглядывал их минут пять, после чего, удовлетворенно вздохнув, вернул механизм матери.

— Пружина лопнула, дорогая, я исправил. Нужно только выставить теперь по городским часам, — пояснил он, будто невзначай. И действительно, теперь от часов доносилось вполне отчетливое тиканье.

Я не смог тогда скрыть своего восторга и удивления, и начал расспрашивать папу, что же сейчас произошло. Слава богам, вопрос мой не вызвал настороженности — должно быть, моя осведомленность об этой стороне жизни и не предполагалось. Так что мне подробно рассказали, что отец умеет находить скрытые дефекты в предметах, что очень помогает ему в работе. И даже эти дефекты исправляет, если деталь не слишком велика. Таков дар моего отца. Его роду покровительствует сам Вулкан ^[9], и он довольно часто осеняет своими дарами членов рода, особенно к тем, кто проявляет склонность к занятиям, которые по душе самому богу. Отец уже в девять лет с ума сходил от всевозможных устройств и механизмов, и потому, никто не удивился, когда во сне к нему явился сам Гефест. Не удивились, но были очень горды — внимание одного из верховных богов дорогого стоит.