Рожденная второй - Эми Бартол Страница 4

Он так изменился с нашего последнего разговора. Когда-то давно он пробирался на мои тренировки посмотреть, как я сражаюсь. Брат просил научить его драться. Мальчика, влюбленного в войну, никто не обучил ее искусству. Никто не посмел поднять на него руку. Теперь он мужчина – изо всех сил старающийся забыть, что он перворожденный.

Я смотрю на его отражение, и мое сердце ноет. Вид у Габриэля помятый. Наверное, еще не пришел в себя после вечеринки с наркотиками. Брат и его дружки из перворожденных печально известны своими кутежами. Пьют до полусмерти и разносят свои роскошные апартаменты, предоставляя разбираться с последствиями второрожденным слугам. Его советники шептались об этом, когда думали, что я не слушаю.

Говорят, обычно он не покидает свои комнаты до полудня. Немного удивлена, что ради меня Габриэль сделал исключение. Судя по его виду, далось ему это тяжело. Брат слишком худой. Плечам не хватает мышц, которые парни из гвардии наращивают постоянными тренировками. Габриэль компенсирует это плотной накидкой. Полуночно-синяя шерсть, прихваченная на плечах золотыми застежками в форме мечей, ниспадает вдоль спины во весь впечатляющий рост хозяина. Накидка закрывает только один бицепс, второй на виду. В ножнах на поясе эксклюзивный меч – подарок от деда по материнской линии наследнику Удела.

Я прислоняюсь к плечу брата.

– Нет, Габриэль. Переход не для тебя. Ты нужен Уделу Мечей. Именно на тебя возложены всеобщие надежды!

Стыд Габриэля сменяется гневом.

– Какие надежды! Я получаю все что хочу, Розель. Я ни к чему не пригоден, бесполезен.

– Ты станешь Просветленным Удела Мечей.

– Я даже не знаю, как управляться с собственным мечом.

У Габриэля выпирает подбородок. Скулы обтянуты кожей. Интересно, когда он последний раз ел…

– Я учила тебя сражаться.

– Когда тебе было одиннадцать! – фыркает он. – С тех пор я не притрагивался к оружию.

Пальцы Габриэля трогают изгиб брови, место, где волосы больше не растут: маленький белый шрам бежит вниз, заканчиваясь чуть дальше кромки ресниц нижнего века. Помню свой ужас, когда я расплавила кожу Габриэля. Не нарочно, просто отвлеклась на секунду, но за это меня лишили возможности видеться с обожаемым братом.

К моему огромному облегчению, глаз Габриэля остался цел, такой же синий, как раньше. Рана была поверхностной, я просто задела его кончиком своего меча. Крови не было. Сильнейший жар золотистого лезвия прижег рану.

Габриэль замечает, как я смотрю на шрам, и по его лицу пробегает тень стыда.

– Ты не виновата. Я выпросил, чтобы ты показала мне, как сражаться.

– Ты грозился отправить меня на Переход, если я откажусь. Слушай, ты такой крутой, Габриэль. Потренируйся бросать злобные взгляды – запугаешь Совет наследников так, что они сразу станут принимать твою сторону по всем важным вопросам.

Брат легонько вздыхает и одаривает меня скупой улыбкой.

– Уже. Они боятся моего свирепого вида.

Они боятся твоего вспыльчивого нрава. Вспоминаю сплетни, которыми обменивались гвардейцы Мечи и обслуживающий персонал – Камни.

– Ты потому и не удаляешь шрам? – интересуюсь я.

Регенерация кожи – обычное дело, занимает всего пару часов и почти безболезненна.

– Мать решила, что я должен его оставить.

Рубец напоминает Габриэлю не приближаться ко мне. Я смаргиваю слезы и принужденно улыбаюсь.

– Вот оно что… Твоя ухмылка станет знаменитой.

– Прости, что не пришел к тебе после…

Сердце пронзает острая боль, черная отметина на душе – двойник шрама Габриэля.

– Я знаю, что тебе запрещали со мной видеться.

– Это не оправдание.

В глубине души я рада, что он тогда не пришел. Дюна был вынужден меня наказать – двадцать ударов тяжелой тростью. Несколько недель я не могла ходить. Но дни превратились в годы, от Габриэля не было ни слова… Множество раз я пыталась с ним встретиться, но постоянно терпела неудачу. Приходилось подглядывать за братом с балконов и из окон, наблюдать на экране – когда он участвовал в церемониях разрезания ленточек и всяком таком.

– Но сейчас-то ты здесь.

В его глазах мелькает проблеск вины.

– Ты не должна уходить. Я поговорю с матерью. Она поймет…

– Я скучала по тебе, Габриэль.

Он теребит мою руку. Кожа у него гладкая, не загрубела от тренировок с тер-мечом. Брат переворачивает мою кисть ладонью вверх и поглаживает.

– Ты боец.

– Это моя судьба.

– Хотел бы я, чтобы она была моей.

В его откровенности чувствуется ревнивая нотка. Он поворачивает руку тыльной стороной, теплые пальцы обводят линии метки под кожей. Когда наши голографические символы оказываются рядом, оба меча вспыхивают золотом. Я вдруг содрогаюсь от ужаса. Скоро моя метка станет серебряной. После обработки она больше не будет золотой. Габриэль поглаживает родинку-корону.

– Королева мечей, – шепчет он. – Как считаешь, что это значит?

Пытаюсь отнять руку, но брат не отпускает. Хватка становится болезненной.

– Может, все правы насчет тебя… – ворчит он, наконец разжимая пальцы, и наклоняется ко мне. – Может быть, ты опасна, Розель? Хочешь моей смерти?

– Защищать перворожденных – моя судьба, – потрясенно говорю я. – Для того я и появилась на свет.

Габриэль вдруг вытаскивает из ножен меч. Тот вспыхивает светящейся концентрированной термоядерной энергией, способной разрезать алмаз. Формой и размером он напоминает древний клинок с широким лезвием, но без тяжести железа или стали. Я с опаской отступаю. За нами наблюдают советники Габриэля. Некоторые кажутся испуганными, но большинство, как Састивен, злобно ухмыляются. Надеются, прольется кровь.