Империя травы. Том 1 - Тэд Уильямс Страница 4

Теперь зашевелились другие, но новая волна беспокойства сосредоточилась среди старших ситхи, многие из которых, как знала Танахайа, оставались верны Джирики, и в особенности Адиту, как истинным наследникам Дома Ежегодного танца.

– Твои слова не являются законом, Кендрайа’аро, – сказал Джирики, но его голос прозвучал мягко и сдержанно. – Наш отец Шима’онари был последним Защитником – но он мертв, да примет его Сад. Наша мать Ликимейя является воплощением Са’онсеры и, хотя она серьезно пострадала и утратила сознание, ее жизнь еще не закончилась.

– Мне нет нужды слушать нашу историю от тебя, ведь ты не видел Девяти Городов во времена славы нашего народа, – сказал Кендрайа’аро, и на мгновение всем показалось, что он не сумеет сдержать свой гнев, но он справился и вновь обрел спокойствие. – В любом случае это не имеет значения. Я не претендую на все привилегии главы клана Ежегодного танца, но кто-то должен быть Защитником, и, пока я служу клану в такой роли, именно я должен сделать трудный выбор – и я решил предоставить предателям смертным идти своим путем. Ты не поедешь в замок смертных, Танахайа, и не станешь больше иметь дел со смертными. Никто из нашего дома не станет. – Он скрестил руки на груди. – Если нет других важных вопросов, я объявляю этот бессмысленный совет закрытым.

«Мужество, – сказала она себе. – Что такое недовольство Кендрайа’аро по сравнению с безумием королевы Утук’ку и ее приспешников – по сравнению с возможным уничтожением всего мира?»

– Ты неправильно меня понял, Старейшина Кендрайа’аро, – сказала она. – Я не спрашиваю у тебя разрешения это сделать, лишь информирую о том, как намерена поступить. Вежливость, не более того.

Иджа’аро уже собрался вскочить на ноги, но Кендрайа’аро, хотя на его лице появились ярость и разочарование, положил руку на плечо своего юного родственника.

– Здесь не прозвучат гневные слова, – сказал он Иджа’аро. – Как и угрозы. Убери руку от меча, юноша, иначе я отправлю тебя в изгнание. Мы зида’я, а не скандалисты смертные, – и мы в Ясире. – Иджа’аро успокоился и опустился на камень рядом с другими сторонниками Кендрайа’аро, который снова повернулся к Танахайе. – Объяснись.

Она сделала глубокий вдох, и вдруг у нее возникло странное, ошеломляющее ощущение, что за этими разногласиями стоит нечто больше, чем способны понять присутствующие. Она посмотрела на бабочек у себя над головой и почерпнула силу в их присутствии.

«Яркие летуны видели здесь куда более яростные конфликты, – сказала она себе. – Однако они продолжают к нам прилетать. И мы, Дети рассвета, зида’я, все еще живы».

– Все просто, Старейшина. Ты управляешь Домом Ежегодного танца по большинству вопросов – но я не принадлежу к этому дому.

Он сделал отрицающий жест.

– Это вопрос риторики, но не факт. Тебя прислал сюда твой господин Имано. И ты должна подчиняться мне.

– Во-первых, – возразила Танахайа, – лорд Имано мой господин не по закону, а лишь по моему желанию – он мой наставник, а не господин. Он Старейший, как и ты, но мое уважение к нему глубоко, и я многим обязана ему за помощь. – Она посмотрела на Джирики и нашла некоторое утешение в его мрачном задумчивом лице. – Меня прислал Имано, чтобы помочь Джирики и Адиту задолго до того, как Ликимейя была ранена и погрузилась в долгий сон. Я выполнила поручение их матери Ликимейи и отправилась в столицу смертных, но засада воинов, вооруженных отравленными стрелами, помешала мне туда добраться. С тех пор ничего не изменилось. Я служу их интересам, а не твоим.

Кендрайа’аро был ошеломлен подобными рассуждениями.

– Я не понимаю таких разговоров.

– А чего не понимаю я, – сказала Танахайа, напугав себя собственной смелостью, – так это того, что твои сторонники, Старейший, как складывается впечатление, полны решимости игнорировать все, что не совпадает с твоими взглядами. Меня отправили к смертным в качестве посланника, не спрашивая твоего одобрения. Меня атаковали и бросили, посчитав мертвой, и я бы наверняка умерла, если бы несколько смертных долго и упорно не поддерживали во мне жизнь, пока не сумели доставить меня сюда. Насколько мне известно, стрелы, поразившие меня, были черными, как стрелы хикеда’я – но их выкрасили в черный цвет, поскольку они были сделаны не из истинного черного дерева куриосора.

– Смысл твоих слов по-прежнему мне неясен, – нахмурившись, сказал Кендрайа’аро.

– Она имеет в виду, – впервые заговорила Адиту, – что кто-то хотел, чтобы мы – или смертные – винили хикеда’я в нападении на нашу посланницу.

– Значит, на Танахайю напали смертные, а не народ Утук’ку. – Иджа’аро сел и сделал широкий жест – это всего лишь шум ветра. – Из чего следует, что нам нужно держаться от них как можно дальше.

– Но яд, который они использовали, – продолжала Танахайа. – О нем мы также уже говорили. – Она повернулась к маленькой седовласой женщине, сидевшей рядом с Адиту. – Пожалуйста, расскажите остальным Са’онсерей то, что вы поведали мне, Старейшая Кира’ату.

Целительница, никогда не позволявшая себе спешить, подождала несколько мгновений и только после этого заговорила:

– Яд, который находился в крови Танахайи, был… необычным. Я никогда не видела ничего подобного. В ранах его не осталось, но следы показались мне очень странными. Я обнаружила признаки кей-вишаа и растения, которое мы называем «капюшон путешественника», а смертные – аконитом. И кое-что еще…

– Но это ничего не значит! – перебил ее Иджа’аро, заставив нескольких бабочек зашевелиться из-за его постоянного вмешательства. – Хикеда’я использовали порошок ведьминого дерева против людей в прошлой войне. Смертные знают о нем и его свойствах.

Кира’ату даже не взглянула на него.

– Да, хикеда’я использовали кей-вишаа против людей в прошлом. И смертные вполне могли узнать про его свойства, хотя совершенно очевидно, что им будет непросто сделать яд, поскольку ведьмины деревья практически исчезли.

Казалось, бабочки на стенах и потолке охвачены тревогой, и все в пещере услышали шорох тысяч крыльев.

– Но самым странным в засаде было это, – продолжала целительница. – Среди других следов отравления в теле Танахайи я нашла те, что не являлись результатом действия кей-вишаа или капюшона путешественника. Покажи им, Танахайа из Шисей’рона.

Танахайа повернулась и подняла свободную тунику, не обращая внимания на боль от гниения, превратившего ее раны в полости, которые только сейчас начали заживать.

– Видите следы на коже, похожие на цветы? – спросила у собравшихся Кира’ату. – Даже через несколько лун после нападения они все еще горячие на ощупь. Такой эффект не может возникнуть после обычного яда. Но они очень похожи на раны, полученные другим способом – тем, что действует на тело снаружи. Я говорю о драконьей крови.

Лицо Кендрайа’аро оставалось разгневанным, но, услышав ее слова, он немного побледнел.

– То есть ты утверждаешь… – начал он.