Айрин. Искра - Елена Гуйда Страница 4

Чужак. Видимо, проездом, такие у нас надолго не задерживаются. Переночевали — и утром только пыль на дороге за ними.

Я мазнула по нему взглядом, отметив высокий рост, широкие плечи и нетипичный для этой местности цвет волос — как спелый мёд. Глаза красивые, цвета лесного ореха, а ресницы как у девушки, длинные и пушистые. Ровный нос, плотно сжатые губы… Верхние пуговицы чёрной рубашки из дорогого сукна расстёгнуты…

Я даже засмотрелась невольно.

— Как это..? — начал мужчина, но шум в коридоре усилился, и я, приложив палец к губам, скомандовала:

— Тс-с-с-с!

Кажется, такой наглости он от меня и вовсе не ожидал, потому как действительно замолчал, притом прямо так — с открытым ртом. А я прислушалась к шуму в коридоре.

Только бы не решили поинтресоваться, не нужно ли чего лорду Шеррингу.

Хотя это уж вряд ли. Светлость точно дал особые распоряжения на сей счёт и если сейчас не очухается и не начнёт барабанить в дверь, то никто меня не хватится.

Гомон за дверью стих, и я облегчённо выдохнула, плюхнувшись на подоконник.

— Фуф!

— Это всё, что вы мне хотели сказать? — насмешливо поинтересовался незнакомец.

Ой, как-то некрасиво получилось. И я поспешила исправиться.

— Спасибо! Вы только что спасли мне жизнь! — с чувством и от души поблагодарила я.

— Всегда пожалуйста. Что-нибудь ещё? — ехидно полюбопытствовал спаситель.

— Нет! — мотнула я головой, но после передумала и кивнула: — Да! Можно воспользоваться вашим окном?

Незнакомец снова вскинул бровь, но ответил:

— Если это вам так необходимо…

Наверное, он что-то ещё хотел добавить, но главное я услышала и дальше тратить время была не намерена:

— Спасибо! — перебила я его уже во второй раз и тут же развернулась и свесилась в открытое окно. — Тарим! Тарим, где ты там?

— Тут я, — откликнулся мой старый друг, пристроив лестницу как раз на два окна левее. — А ты…

— Потом. Сюда её тащи!

Тарим, благо, вопросов более задавать не стал, и через пару мгновений лестница уже упиралась в окно комнаты чужака.

— Ещё раз спасибо! — решила я быть вежливой, вылезая в окно. — Если вам когда-нибудь понадобится моя помощь — не стесняйтесь.

— Непременно! — как-то задумчиво и ошарашенно пробормотал мужчина, даже не сдвинувшись с места.

Но я уже не слушала, быстро спускаясь по приставной лестнице — вниз, к свободе, и подальше от лорда Шерринга.

— Куда теперь? — спросил Тарим, едва я спрыгнула с последней ступеньки на землю.

Я втянула стылый весенний, с дымком и запахом конского навоза от сарая, воздух свободы — и честно призналась:

— Пока не знаю, но здесь оставаться точно не хочу!

И мы не сговариваясь сорвались на бег.

Через полчаса и всю деревню перебежками, дабы никому на глаза не попасться, мы с Таримом сидели в доме кузнеца и уминали мясную похлёбку под свежий пирог со щавелем и яйцом. Никто во всём мире не готовил этот пирог лучше, чем тётка Шарина. И это было чуть не единственное за последние три недели, что меня действительно порадовало.

Невысокая, маленькая черноволосая женщина с добрыми карими глазами сидела напротив оголодавших и довольных собой нас с Таримом, и смотрела на меня, как на приговорённую к смерти.

И я уже откровенно побаивалась — как бы не подавиться пирогом. И, наверное, отложила бы его от греха подальше, если б не была настолько голодна. Тьма, я такого голода не чувствовала никогда. А ещё такой непонятной слабости. У меня здоровье лошадиное всегда было. А тут и голова кружится — не сильно, но раздражающе, и руки дрожат… Это всё от пережитого страха. Точно!

— О-ох! — вздыхала старая материна подруга и моя наречённая мать, но не решалась начать душераздирающую беседу о планах на будущее одной недоведьмы.

Зато Торэм церемониться не желал.

— Что ты себе думаешь, Ришка?! — спросил брат моего лучшего друга. — Куда теперь подашься? И что будешь делать?

Я лучезарно улыбнулась, уделив всё внимание присевшему рядом с матерью парню.

Вообще, сыновья кузнеца были как небо и земля. Тарим — здоровяк и добряк, пошёл в отца — огромный и грозный, на первый взгляд, на деле был самым добрым и безобидным человеком во всей округе. А Торэм — маленький, щуплый и противный. И если мелкий он в мать, то противный точно в свою бабку. К той даже воробьи во двор не залетают. Зато Торэм никогда не лукавил и умел задавать неудобные вопросы, за что его не любили даже больше, чем меня. Это у него тоже от его бабули.

В силу своего телосложения Торэм оказался слабым помощником отцу. Зато он обладал живым, пытливым умом. И этим грех было не воспользоваться.

Родители считали его особенным, нанимали учителей, что для нашего захолустья считалось невиданной роскошью, и к своим восемнадцати годам Торэм был образован, высокомерен и, кажется, одинок. Ибо вытерпеть его мог только Тарим.

Я пожала плечами и честно ответила:

— В столицу! Куда ж ещё?!

Это было само собой разумеющимся. Так хотела ещё моя мать, да и я не представляла своего будущего в этом захолустье. Зато хорошо видела себя среди студентов Редвержской Академии стихийной магии. И пусть всего-навсего на факультете тёмного и светлого ведовского искусства, но всё же. Лучше слабой, но ведьмой быть. Сама себе хозяйка, лицензия, как у матери, и защита Круга и Ковена. Никакие Шерринги тебе не страшны.

Потому решено — столица и Академия!

— О боги! — всплеснула тётка Шарина, в жизни дальше соседней деревни не бывавшая. — Да как же так? Одна совсем?! Как же?… О-о-ох!

Я снова пожала плечами и отодвинула пустую тарелку.

— Как все, тёть Шарина, — совершенно спокойно ответила я. — Когда ногами, а когда — как повезёт. Может, получится найти попутчика…

Если бы ещё в родной дом попасть. Материны тайники только я открыть и смогу. Но на первое время и щедрой помощи графа Шерринга хватит.

Тётка, видимо, представила, что со мной может случиться, если встретится вдруг попутчик, и вовсе побелела. Представила, каково молодой и пусть и не очень красивой, но девушке на тракте одной, и мне пришлось её успокоить:

— Тёть, всё хорошо будет. Я ж не впервые в столицу отправляюсь… — правда, ранее с мамой ездила, но этого договаривать я не стала.

— Ну… да! — кивнула тётка и, чуть не бегом вскочив, вышла из-за стола и спряталась за печкой.

— Сдала она, как твою мать похоронили, словно сломалась изнутри, — прошептал Тарим, бултыхая ложкой в остывшей похлёбке. — Если ещё и с тобой что…

Это да. Но что поделать?

— Оставаться мне нельзя, — поморщилась я.