Компрессия - Сергей Малицкий Страница 4

Воспоминания от частого употребления стали отчетливыми, хотя и распадались на отдельные картины, дробились на файлы. Но тот день просто не мог выпасть из памяти. Сказав, что километр придется пройти пешком, Миха посадил купе среди колючих кустов. Кидди подхватил сумку с мясом и, чертыхаясь, потащился вслед за Михой и Моникой по узкой тропинке между известняковых холмов. Его провожатые то и дело оборачивались. Поочередно. Только взгляды у них были разные. Миха смотрел восторженно, словно злые глаза Кидди подтверждали мнимое восхищение пешей прогулкой. И каменистой тропкой, и серо-зеленым упругим кустарником, и белесым небом, и сырым воздухом. Моника оглядывалась беспокойно, словно вела раненого с поля боя в лазарет. Или недолеченного из лазарета на поле боя.

– Что это? – показал Кидди на матовые защитные колпаки, поблескивающие между кустов.

– То самое, – довольно откликнулся Миха. – Защитное поле! Представляешь, какой объем контролируется? А тебя разве не удивило, что я раскошелился на натуральное мясо? Или ты думаешь, что у Билла нет пищевого синтезатора? Человек, к которому мы идем, очень важная персона! Настолько важная, что даже приблизиться к нему можно только пешком, и то не каждому! Только по особому приглашению!

– Зачем мы ему нужны? – пожал плечами Кидди.

– Он нам нужен, – взволнованно зажмурился Миха. – Мне нужен. Я у него собираюсь работать. Моника – моя жена, ей не все равно, сколько у меня средств на счету, а ты – мой друг, значит, тебе не все равно, как я себя чувствую. Или не так?

– Так, – кивнул Кидди.

– Не вешать нос! – весело потребовал Миха. – Ты не представляешь, какой это интересный человек! Я говорил с ним полчаса и стал его поклонником! Это вихрь, тайфун в инвалидном кресле! Ты должен с ним встретиться!

– С тайфуном? – кисло поинтересовался Кидди. – Ты уверен?

Океан открылся вдруг. Он хрипло зарокотал у подножия холмов, раскинул серые волны, дохнул в лицо ветром, заставил зябко поежиться.

– Нам туда! – крикнул Миха и пошел, почти побежал к странному дому, словно повисшему в воздухе и не улетающему лишь потому, что выщербленный берег успел ухватить взмывающее жилище четырьмя стальными нитями и ажурной лестницей.

Кидди вздохнул, поправил на плече тяжелую сумку, поймал очередной тревожный взгляд Моники и тоже побрел вниз, туда, где чуть ли не в дно жилища дымила жаровня и среди укрытых пледами шезлонгов махали Михе руками трое.

7

– … Кидди!

Кидди открыл глаза, поймал плечами дрожь, словно океанский ветер просквозил из его воспоминаний к стене домика Михи и Моники, поднялся и шагнул в дверь.

Моника сидела на полу в душевой комнате и раздраженно била ладонью по сенсорной панели. Внутри клубами стоял туман, капли влаги стекали по стеклу, пузырилась вода в поддоне. Жена Михи жмурилась от хлещущего в лицо дождя и время от времени кричала, изгибаясь, словно от приступов тошноты:

– Кидди! Кидди! Кидди?!

Кидди медленно распустил шейный манжет, потянул вниз планку рубашки. Удивительно знакомое даже через восемь лет, почти родное тело Моники отделяло от него лишь мутное стекло. Кидди понимал, что она ждала его, он и сам хотел ее все сильнее с каждым мгновением, но колючая мысль, что он опять делает что-то не так, не оставляла. Впрочем, так было и раньше. И неловкость показалась знакомой. Если исключить досадное, утомительное постоянство в отношении Кидди, Моника мало чем отличалась от всех известных ему женщин, с которыми, часто вопреки их желаниям, он не собирался поддерживать долгие отношения. Они складывались по-разному, но именно с Моникой он чувствовал себя неловко не после близости, а до нее. Хотя с Сиф неловкости не возникало вовсе. С Сиф все было как обычно, но так, как ни с кем. Что теперь думать об этом, если Сиф давно уже нет? И все-таки именно теперь он что-то делал не так.

Кидди вошел внутрь и сразу почувствовал соль на губах. Обыкновенная женщина, Моника неизменно старалась быть особенной. Даже в мелочах. Кто бы еще мог додуматься соединить холодный туман с теплым, почти горячим дождем из морской воды? Кто бы еще мог додуматься запустить навстречу теплому дождю редкие струйки холодной воды, чтобы они кололи тело острыми спицами? Кто бы еще мог додуматься наполнить душевую не запахом цветов или фруктов, а дразнящим ароматом пустынного берега, в котором соединились едва уловимые запахи рыбы, гниющих водорослей, морского ветра, сырого песка? Моника всегда старалась быть особенной, но в том-то и заключалась вся разница, что она старалась быть особенной, а Сиф была ею. Или вся эта изысканность в приступе истерики выбита из сенсора случайными ударами?

– Ты хочешь ошпарить меня или заморозить?

– Кидди? Кидди! Иди сюда!

Она успокоилась мгновенно, поймала его за бедро, притянула к себе, впилась ногтями в спину, уткнулась лицом в низ живота, прижалась так, словно пыталась удержаться на вертикальной плоскости, отпустила и вдруг зарыдала, затряслась беззвучно, потянула Кидди к полу, положила подбородок ему на плечо и прошептала чуть слышно:

– Вернулся! Кидди!

Уже потом, когда Кидди закутал Монику в полотенце, отнес на постель и согрел ее, а потом согрел по-настоящему, не упуская ни клеточки знакомого тела, угадывая и опережая ее желания, он почувствовал, в чем она изменилась. Да, едва заметно раздалась в бедрах, но главным было не это. Она впервые получала удовольствие не оттого, что ее ласкал именно Кидди, а оттого, что он ее еще и ласкал…

А еще позже, когда она потянулась через него к столику, чтобы отщипнуть от грозди прозрачную желтую ягоду, Кидди провел рукой по спине, по бедрам, скользнул пальцами в лоно, ощутил влагу, закрыл глаза и подумал, был бы он счастлив, если бы не встретил Сиф и увел у Михи Монику?

– Михи больше нет, – сказала Моника именно в то мгновение, когда его пальцы были внутри нее.

8

– Сти! – заорал Миха, бросаясь к летящему вместе с чайками над берегом дому. – Моника! Кидди! Смотрите, кто здесь!

Да, огромные ручищи распахнул именно Стиай Стиара. Лидер когда-то неразлучной команды из пяти неугомонных цыплят, называемых так по желтизне орла на их кокардах, – лучших воспитанников академии – Стиая, Рокки, Томаса, Михи и Кидди. Правда, когда они увиделись впервые, Стиай был длинным и худым чернявым подростком, потом стал чемпионом академии по боксу и лучшим курсантом, теперь же превратился в рослого, чуть полноватого здоровяка с открытым лицом, крепкими скулами и тонким прямым носом.

– Ты мясо не забыл, муж своей жены? – еще издали загудел Стиай, поймал крепкого, но худощавого Миху, похлопал его по плечам, чмокнул в щеку Монику, крепко пожал ладонь Кидди. – Заждались! Я уже успел второй пакет углей распаковать. Билл! – он обернулся к сухому белоголовому старику, который кутался до подбородка в плед. – Смотри-ка! Это и есть тот самый Кидди, о котором я столько рассказывал! Самый неуправляемый из моих друзей! Самый наглый, своевольный, неуступчивый тип, каких я только встречал! Единственный из всех, кто всегда поступал только так, как считал нужным он сам. Неисправимый отличник и покоритель женских сердец! Короче – идиот и псих. Кто бы мог подумать, что этот самовлюбленный негодяй поступит на службу в управление опекунства?