Дети против волшебников. Книга 1 - Никос Зервас Страница 39

— Молодцы, кадеты! — восхищённо прошептал курносый со шрамом. — Эдак вас, ребята, могут к награде представить.

Медаль уж точно дадут, а если и дальше всё пойдёт гладко — орден получите!

Царицын как раз хотел рассказать, как ловко удалось ему запрыгнуть в один из джипов и направить его тараном на вражеский дзот. Однако, услышав про орден, Ваня осёкся. И накрепко смолк.

— Эй, а дальше-то как было? — загудели подводники. Ваня покосился на Петрушу, который давно уж сидел красный и мокрый, как гигантская варёная креветка.

— Ой, простите, товарищи подводники, — медленно сказал Ваня. — Я что-то плохо себя… Где тут уборная?

Остаток вечера моряков в одиночку развлекал Петруша, которому пришлось одиннадцать раз спеть на «бис» гимн кадетской фуражке [15]. Моряки подарили Петруше настоящий кортик, не менее настоящий морской бинокль, а также, что особенно важно, — прекраснейший компас в кожаном футляре.

Разглядывая кортик, Царицын едва не умер от зависти — но виду не подал.

Следующие два дня показались братьям-кадетам едва ли не лучшими днями жизни. Моряки наперебой показывали геройским подросткам самые любопытные и даже потаённые уголки подводной крепости. Царицын собственными глазами видел, как выглядит в перископе надводная цель (в качестве цели выступал танкер под мальтийским флагом). Тихогромов саморучно учился задраивать люки и драить палубы. Пожалуй, если бы кадеты погостили на «Иоанне Кронштадтском» ещё пару дней, экипаж сумел бы уговорить капитана Шевцова устроить для представителей подрастающего поколения учебный пуск ракеты прямо из-под воды. Но лодка стремительно приближалась к острову Лох-Хоррог…

— Неужели завтра вечером высадка на берег? — вздыхал Тихогромов, укладывая на жёсткую матросскую подушку буйну голову, наполненную впечатлениями яркого подводного дня. — Ох, страшно на остров идти, к ведьмакам! Что если заколдуют?

— Кто тебя заколдует? — Царицын от души расхохотался. — Проснись, друг Петруша, на дворе двадцать первый век! Это всё вы-мы-сел.

— Ага, вымысел… — недоверчиво пробубнил Тихогромыч, — а ты слышал, в Москву приезжал известный американский колдун Мойша Скопидофль? Ведь он по-настоящему под куполом летает, без троса! А ещё сквозь стены туда-сюда шляется.

Ваня иронично улыбнулся, но промолчал. Его клонило в сон; он думал о неизменно подтянутом и строгом, бледном капитане Шевцове…

Ваня сразу заметил, что подводники были от своего капитана в полнейшем восторге. Его считали лучшим, гениальным, непогрешимым. Слава о Шевцове гремела далеко за пределами Черноморского флота. Между тем, Шевцова преследовал злой рок: начальство словно не замечало его исправной службы. Зато моряки сложили про «капитана Степана» несколько неловких, но задиристых песен:

Мы выходим ночью тихо, к северу идём,

Подо льдами стынут рыбы, айсберги трещат,

Капитан Степан не дремлет с трубкою в руке,

Тихо в люках дремлют наши десять мегатонн.

Ваня вспомнил капитанскую каюту — томики Тютчева на полке, полное собрание сочинений Достоевского в потёртой коричневой коже, портрет святого Иоанна Кронштадтского, на ковре — кривой кавказский кинжал… Чёрные усики, крупные и умные глаза, бледный, вечно наморщенный лоб… Капитан Шевцов, вопреки песням, не курил. Капитан Шевцов был восхитительно похож на царского офицера — именно таким, сдержанным, благородным, немного грустным, утончённым и решительным, Ваня Царицын мечтал когда-нибудь стать.

И тут… он вспомнил странные слова Геронды, произнесённые в солнечный полдень у входа в белый домик под кипарисами. Геронда спросил Ваню, стал бы он служить Родине, если бы знал заранее, что никто не скажет ему за это «спасибо»… А ведь так и есть! Вон он, капитан Шевцов, глубинный гений, спрятанный от взоров начальства под толщей солёной воды, не получивший за двадцать лет службы даже почётной грамотки… Ваня вздохнул, перевернулся на другой бок. Внизу засопел, грузно ворочаясь, Петруша Тихогромов.

— Тихогромыч, спишь? — шёпотом спросил Ваня.

— Уже нет, — сказал Петруша после минутной паузы. — Снится всякая гадость. Будто летим мы на «осах», а следом — рыжая ведьма на пылесосе и стреляет из «Калашникова».

— Ну и как тебе ведьма, красивая? — хихикнул Царицын. — Небось, Петрух, это невеста твоя приснилась. Знаешь, говорят: на новом месте приснись жених невесте.

— Тогда я должен ей сниться, а не наоборот, — подумав, заметил Петруша. — А потом, я рыжих не люблю. И раскрашенных тоже не люблю, а ведьма вся раскрашенная была, глаза в чёрных кругах, а губы, знаешь, Вань, ну точно кровью вымазаны. Кошмар.

— Скажи пожалуйста! Рыжие ему не нравятся! — Ваня хмыкнул и вдруг спросил: — А какие тебе нравятся, Громыч?

Он ожидал, что Петруша смущённо засопит и промямлит, что уж поздно и ужасно хочется спать. Но Тихогромов ответил неожиданно ровным голосом:

— Ну… мне нравятся такие, как моя мама. Царицын хотел было хохотнуть, но передумал:

— Ну да, понятно. Я бы тоже хотел такую жену, как моя мама. Только сейчас таких девочек не бывает.

— Бывает, — прогундосил Тихогромыч, — только их долго искать надо.

— Фигушки ты найдёшь, — вздохнул Иван. — Они все сначала красивыми кажутся, а потом, как начнёшь разговаривать, — либо уши вянут, либо кулаки чешутся.

— Я знаю способ, как легче искать, — сказал Петруша. — Меня научил папин друг дядя Дима. У дяди Димы уже семеро детей! И знаешь… ты не будешь смеяться? Я уже начал искать, ещё летом.

— Ты шутишь, толстый! — опешил Ваня. — Ты себе жену что ли подыскиваешь? Тебе сколько лет? Четырнадцать?

— В феврале будет пятнадцать, — спокойно пропищал Петруша. — Говорят, некоторые ищут по десять лет и больше. Дядя Дима посоветовал пораньше начать поиски, и непременно сразу жену искать, а не подружку какую-то. А способ искать очень простой. Во-первых, забраковываем всех раскрашенных. И тех, которые в брюках.

— Эге, — сказал Царицын. — Это резко сужает круг поиска.

— Да, незамазанных почти не осталось. Но это ещё не всё, есть второй пункт. Когда девочка нравится, нужно представить себе, что это — ну как бы твоя сестра.

— Хм, ерунда какая. Это ещё зачем? — искренне удивился Ваня.

— А вот слушай. Если тебе после этого всё равно интересно с ней общаться, и даже хочется ей помогать в разных делах, провожать домой и всё такое — значит, это очень хорошая девочка.

— Ну, брат, слишком сложно, — пробормотал Ваня. — Ладно, Громыч, давай уже дрыхнуть. Завтра подъём ни свет ни заря, и обещали боцману нижнюю палубу надраить…

Мальчики засыпали. Вокруг — совсем рядом, в трёх метрах от койки, по ту сторону корпуса, — в холодной глубине стояли спящие рыбы. На поверхности чёрной воды, прямо над лодкой, тихо шла английская эскадра. В небе, высоко-высоко, глазастым вороном висел натовский самолёт-разведчик. «Иоанн Кронштадтский» шёл, по выражению капитана Шевцова, ниже воды, тише травы. В рубке акустика боролся со сном рябой подводник Коля Прыгин. Помаргивал желтоватый светильник, на двери гальюна сидела муха, успевшая проникнуть на борт ещё в Севастополе и теперь страдавшая морской болезнью.