Драконий коготь - Артур Баневич Страница 39

— Пишите: «Средь мрачных скал, окружающих корабль смельчаков, в расщелинах росли буйные травы, склоняющиеся к воде на три фута. Выше же, казалось, под самым небом, где кружили орлы, раскинули ветви деревья, согбенные вихрями, касаясь листвой свинцовых туч».

— Это чайки, — заметил Вендерк опп Гремк. — А скалы действительно высокие — побольше двух дюжин футов будут. Черт побери. Нехорошо.

«Ласточка» замерла. Окружающие остров рифы и мели задерживали волны, вода в заливе была почти недвижная и темная, как в колодце. Было в ней что-то скверное. Дебрен чувствовал это, даже не высовываясь за башенки надстройки.

— «Позади себя смельчаки видели галеру, медленно работающую веслами, лавирующую между всплесками, вызванными притаившимися под водой скалами. Бездонная глубь под галерой так изумляла членов ее экипажа, что их лица издалека казались белыми пятнами».

— Выдумываешь, Солган, — сверкнул зубами адмирал. — Либо скалы, либо бездонная глубь. Остановись на чем-нибудь одном, не то, глядишь, и тебя из хроник вычеркнут.

— Четыре сажени! — кричал матрос с лотом. — Три сажени четыре фута! Три с половиной!

— Эта полка подойдет, — указал рукой Вендерк опп Гремк. — Расположена повыше границы прилива, никто не усомнится, что она является частью твердой земли. И песок есть. Маловато, но след ступней останется. Подплывем туда, адмирал.

— Три сажени с футом!

— Не болтайся вдоль кормы, растяпа, — не оглядываясь, бросил Венсуэлли. — А вы перестаньте шутить, мэтр Гремк. Это каравелла, а не шлюпка.

— «Перед нами раскинулся остров, вроде бы небольшой, но гористый, полный зловещих обрывов, яров и каменных котловин. Его покрывал вековой лес, мрачный, спутанный, как прическа, которую два года тому назад носила королева Эсмерия на встрече в…»

— Две сажени четыре фута!

— Адмирал, позвольте на два слова?..

— Не сейчас, Дебрен. Люванец, тащи!

Что-то глухо стукнуло о борт. Шлюпка. Шестеро матросов и рулевой были слишком слабой упряжкой, чтобы тянуть каравеллу при входе в залив, но здесь, на спокойной как в пруду воде, могли здорово помочь.

— Две сажени и два фута!

— «Из-за зарослей дикого кустарника видно нечто, напоминающее крышу замковой башни. Значит, подтвердились легенды». Восклицательный знак. «Стало быть, действительно люди не только забредали сюда когда-то, не только на вершину холма взбирались, пробиваясь сквозь лесные дебри, каменистые пролысины и чудовищно разросшуюся крапиву, но и фортецию возвели. Маленькую, возможно, языческую, о чем свидетельствуют ее никудышные размеры. Известно, что все, язычеством отдающее, также и мерзостностью отличается. Ибо без света веры…»

Покрытый анонимной, не помеченной гербами попоной верховой конь Голубого разрешил подвести себя к борту, обвязать веревками. Его одурманили отваром из солода и пива, крепко приправленным магией. Он не должен был доставить хлопот, как, впрочем, и стоявший рядом хозяин, державший намотанный на древко прапорец и молча позволивший обмотать себя вокруг лат такими же, как и у коня, веревками. Рыцарь в панцире был слишком тяжел, чтобы спуститься в шлюпку самостоятельно.

— Я категорически требую подвести корабль к той каменной полке, — выпятил живот опп Гремк. — Ибо коня с лодки туда вывести не удастся, да и матрос Лобрик не сможет взобраться. Не забывайте, адмирал, что у Лобрика одна нога деревянная. И ходит он перекосясь. А сейчас и вообще уже совершенно криво. Ибо пьян безмерно.

— Две… нет, сажень и пять и еще малость!

— Адмирал, не хотелось бы мешать, но…

— Не сейчас, Дебрен. Господин Гремк, а вы не преувеличиваете? Вон там, напротив носа, золотится прелестная отмель, прямо как создана для лодки. Подходи и причаливай. При отливе, возможно, и из воды выступает, впрочем, может, и нет, потому что сейчас-то прилив. И конь легко с лодки сойдет, и люди… На кой же дьявол корабль опасности подвергать, толкать под каменные обрывы? А вдруг там под водой дрянь какая-нибудь? Острые камни? Или течения? А если дракон Полыхач не подох от старости, а именно на тот обрыв вылез старые косточки погреть? Хороши же мы будем, если он нам на головы наделает.

— Полторы сажени!

— «С именем Господним на устах и верой в сердцах мореходы покидали корабль, спускаясь в лодки».

Дебрен перешел в заднюю часть надстройки, высунулся за башенки и глядел на неподвижную воду залива. У нее был цвет чернил, которыми помощники госпожи Солган яростно чертили письмена на сшитых льняной ниткой листах бумаги. Ста саженями дальше, за пологими холмами, огибающими залив, и вспененным поясом рифов, на совершенно иной, серо-голубой воде покачивалась галера.

— Сойти на сушу необходимо в одном месте, — терпеливо талдычил юрист. — И не на песчаный пляж. Хромуша Лобрик на вашей «шикарной» отмели увязнет как пить дать. Глядите, он едва в шлюпке удерживается. Или слишком много вина принял, или голова очень уж слабая, что одно на одно выходит.

— Сажень!

Дебрен смотрел. Чувствовал запах ила. Старого, отдающего сгнившими растениями, холодного. И, собственно, ничего больше. Это ему не нравилось. Вода не вода, но что-то же он должен…

— Это мой корабль, и без нужды подвергать его опасности я не собираюсь. Покончим быстренько с чем положено и выберемся отсюда.

— Господин Венсуэлли, из всех, кто претендует на «Ласточку», вы стоите на последнем месте вслед за Императором, анвашским адмиралтейством, королем Ирбии, купеческой гильдией и…

— Ну хорошо, хорошо, Вендерк, достаточно. Будь по-твоему, но если мы дыру в борту пробьем, то запомни: чтобы заткнуть ее, я использую некую весьма ученую задницу.

— Четыре фу… нет, три… нет, два фута…

— Перестань скакать и баловаться лотом, недоносок. И решись наконец… — Адмирал осекся. — Что? Что ты сказал? Сколько?

— Один, — пробормотал побледневший матрос. — Один фут… минус…

Неожиданно стало тихо. Неизвестно почему. Кроме Венсуэлли, который в три прыжка подлетел к заднему фальшборту, лишь рулевой шлюпки мог видеть, что происходит. Остальные стояли, сидели или работали в таких местах, откуда невозможно было взглянуть за корму. Но и они тоже умолкли и застыли в неподвижности. Все. Не исключая и коня, который передними ногами уже висел над бортом, подвешенный к якорному брашпилю. Слышен был лишь шелест стекающей воды да еще тарахтенье крабов, лениво следующих за ней.

— Ш-ш-ш… — Венсуэлли с трудом сглотнул. — Махрусе милосердный! Что это такое?

Никто не решался сойти с места. Матрос с лотом в руке таращился, раскрыв рот, на свинцовый грузик, поблескивающий меж раковин и водорослей.

— Я не чувствую магии, — тихо сказал Дебрен. — Адмирал! К берегу! Как можно скорее…

— Ки… — заикнулся матрос. — Кит!