Посол вон! - Сергей Платов Страница 39

Муромец не ответил, но было и так ясно, что так и будет. Что поделаешь, былинные богатыри тоже люди, и даже им могут быть присущи весьма сомнительные человеческие качества. Именно поэтому былинный бородач дулся на Солнцевского несколько месяцев, когда тот положил его на лопатки. Но на этот раз Илюха твердо намерился не допустить повторения недоразумения годичной давности.

— Знаешь, а, пожалуй, ты абсолютно прав! — резко переменил тактику Солнцевский. — Я тоже терпеть не могу проигрывать!

— То есть? — не понял Муромец.

— То есть, если ты окажешься сильнее, я на тебя смертельно обижусь.

— Э...

— Да, да. Ведь это так обидно, проигрывать кому-либо! А то, что это просто спорт, совершенно неважно, дело в принципе! Так что при любом раскладе наши с тобой отношения в ближайшее время будут безнадежно испорчены. Ну ведь это ничего, правда? Наверняка за это время приключится какая-никакая война и там, стоя плечом к плечу на бранном поле, перед лицом смерти, мы помиримся. Ну а пока всего этого не произошло, разреши напоследок пожать тебе руку.

Ошарашенный Муромец молча уставился на протянутую ладонь и не знал, как поступить. Наконец он вышел из оцепенения и пожал ее.

— Вот и чудненько, — продолжал резвиться Солнцевский. — Я рад, что наконец-то мы поняли друг друга.

С этими словами он хлопнул по плечу будущего соперника и, насвистывая что-то легкомысленное, отправился к стоящей в сторонке Соловейке. Любава, следившая за происходящим со стороны, тут же поинтересовалась у него:

— Ты чего ему наговорил-то? А то он до сих пор отойти не может.

— Да так, проводил лечение одного застарелого богатырского комплекса, — улыбнулся Илюха. — А то вымахал, словно коломенская верста, бороду отрастил, подвигов насовершал, а в некоторых делах как дитя малое.

Любава тут же смекнула что к чему и только уточнила один момент:

— Поддаваться будешь?

— Еще чего! — возмутился Солнцевский. — Я же не Макаренко, чтобы ради торжества педагогической науки идти на такие жертвы. Что мог, я сделал, так что остальное уже проблемы этого великовозрастного детинушки. А соревноваться будем по-честному, так что победит сильнейший.

— Значит, кубок, считай, уже стоит у нас в палатах.

— Вполне вероятно, — ушел от прямого ответа Илюха. — Но ведь мы заваривали всю эту кашу не для этого.

— Да, конечно, — охотно согласилась Соловейка, — но с кубком было бы эффектнее.

В ответ бывший браток только пожал плечами, возражений у него действительно никаких не было.

* * *

Не буду вас утомлять подробностями финала кубка князя по армрестлингу, скажу только, что он был весьма напряженным. Кубок достался сильнейшему. А сильнейшим на данный момент оказался бывший чемпион по греко-римской борьбе среди юниоров, а ныне старший богатырь во временной отставке Илюха Солнцевский. Справедливости ради надо заметить, что Муромец бился как лев, и только большой опыт его конкурента не позволил завоевать дорогой трофей.

Князь Берендей, за приз которого и кипели все эти спортивные страсти, степенно поднялся с трона и взял в руки золотой кубок. Крики, свист и прочие проявления бурных эмоций тут же затихли. Солнцевский в лучах славы подошел к киевскому правителю и уважительно склонил перед ним голову. Этот с первого взгляда простой жест ему дался только благодаря усиленным тренировкам под непосредственным руководством упорной Соловейки. Что поделаешь, это оказалось непременной частью протокола.

— Дарую этот кубок... — начал было князь свою торжественную речь, но двери резко отворились и в зал ворвался неугомонный Микишка.

За ним гордо семенил посол Тевтонского ордена, освещая себе путь свежепоставленным фингалом. Знатоки придворного этикета также могли заметить отсутствие непременного рогатого шлема у посла.

— Князюшко, отец родной! — заголосил тут же дьячок. — Что же это делается-то? Ты потом и кровью устанавливаешь дипломатические отношения, ведешь гонкую и дальновидную стратегию руководства, а этот тип нам всю политику на корню губит!

— Микишка... — застонал Берендей, — не время сейчас твои кляузы слушать.

— Самое время! — не унимался тот, тыча кривеньким пальцем в грудь Солнцевского. — Ты его великой милостью одарил, с головой вместе оставил, а он тебе в ответ такие вот кукиши показывает!

Берендей удивленно посмотрел в начале на палец, потом на Илюху, потом опять на палец. Такое перемещение взгляда ничуть не прояснило общую картину.

— Да говори ты толком! — наконец рявкнул князь.

— Несмотря на то что я всю жизнь верой и правдой и прочее, дозволь на этот раз молвить лицу пострадавшему.

— Дозволяю, — смилостивился князь и опять опустился на трон, — пусть расскажет, какие у него претензии к моему богатырю. Ежели виновен в чем, будет скорый и справедливый суд, а коли нет... — тут Берендей немного замялся, но быстро собрался и добавил: — так нет.

Видимо, такой расклад абсолютно устраивал как Микишку, так и посла. И поэтому, немного прихрамывая, в центр зала вышел посол Тевтонского ордена Фриц Геральд Леопольд Ульрих Витольд Вольф Киндерлихт.

— Я уже докладывать вам, светлейший князь, что этот вот тип девятого числа мая месяца учинил пьяный дебош в питейном заведении на территории «Иноземной слободы» с нанесением увечий лицу неприкосновенному, то есть мне.

— Ну да, перебрали ребята, с кем не бывает? — отозвался князь, но на его ногу тут же наступила супруга, и он быстро поправился: — Да, по факту грубого хулиганства, учиненного богатырями моей дружины, сейчас ведется разбирательство, и вскоре они предстанут перед судом. А до суда моим именным указом они отстранены от занимаемых должностей.

При этих словах Микишка радостно хмыкнул, а вышедший на охоту Мотя перебрался еще на пару десятков сантиметров поближе к намеченной дичи.

— Да это, конечно, мне известно, и в своих донесениях в орден я отметил несомненный прогресс в стремлении Руси следовать путем европейской системы правосудия. Но сейчас не об этом.

— Слышь, киндер-сюрприз, выражай свои мысли яснее, — раздался голос старого черта из зала.

— Я попросил бы оградить меня... — начал было посол, но Берендей прервал его:

— Да, да, огражу. Так в чем дело?

— А дело в том, что этот тип... — тут он указал пальцем на Солнцевского.

— А пальцем показывать неприлично! — опять откуда-то из задних рядов анонимно заметил Изя.

На этот раз посол не потребовал его оградить и продолжил:

— Этот тип только что опять был в «Иноземной слободе», от его противоправных действий пострадали не менее двадцати мирных ратников.

Восторженно-удивленный гул пронесся над залом.