Янтарь в болоте - Дарья Кузнецова Страница 38

Разъяснял он с явной охотой, и Алёна поймала себя на том, что слушает с живым интересом и даже как будто меньше боится Вьюжина. Все же и он бывает человечным, когда говорит о том, чем увлечен. А дело свое, видать, пуще всего прочего любит.

– Значит, все потому, что вы хотели дать Афанасию возможность исправиться? – уточнила Алёна.

– Пожалуй. Он и вправду редкого дара отрок, жаль такой ценный янтарь терять и разменивать попусту.

– Но моего отца все же не они с теткой убили, да? – продолжила она расспрашивать, осмелев.

– Не они, это точно. Теперь нужно убедить в этом князя.

– Я вам для этого нужна? – спросила Алёна осторожно.

– Не только. Князь наш девок красивых любит…

– Да вы в своем ли уме?! – взвилась она от такого прямого намека.

– Ишь, гордая какая! – Вьюжин не обиделся, улыбнулся насмешливо. – Не ори как ушибленная, никто тебе ничего эдакого не предлагает. Ему нынче все одно не до тебя, – неодобрительно скривился он, но странного утверждения не пояснил, а продолжил: – Но при тебе Ярослав сдержится, помягче будет и выслушает спокойней. Да и хотел он на тебя без лишних людей глянуть, любопытно ему, вот и совместим. Ты только помалкивай больше и на рожон не лезь.

Слова эти немного успокоили, но желание расспрашивать дальше отбили, так что остаток пути прошел в молчании. Да и недалеко уже оставалось идти, как оказалось. Они миновали небольшой полутемный закуток, где стояла пара лавок и пустой стол, – ни стражи никакой, ни дьяков поблизости не было. Вьюжин постучал в одинокую, ничем не примечательную дверь, выждал пару мгновений и, толкнув ее, запросто вошел.

Алёна хоть и услышала слова боярина про «посмотреть без лишних людей», но все равно не подумала о том, что все так буквально. В обыкновенной горнице, небольшой и очень светлой, отделанной медового цвета деревом и расписанной солнцами, Ярослав был один. В простой, почти без вышивки, рубахе из белого льна, без кафтана и посоха, он казался совсем другим, не похожим на себя самого; и не скажешь, что великий князь, больше на сотника похож.

Он сидел за столом над какой-то огромной старой книгой, внушающей уважение тяжелым кожаным переплетом и пергаментными страницами, покрытыми вычурными рукописными буквами с красивыми завитками. Недовольно поджал губы, увидев посетителей, но ругаться не стал, смерил Алёну оценивающим взглядом и спросил у Вьюжина с усталым вздохом:

– С чем пожаловал? Неужели другого времени не нашел княгиню показать?

– Происшествие у нас тут, рассказать хочу, пока глупостей каких кто не донес, – сообщил Вьюжин, без приглашения устраиваясь через стол от князя, и махнул рукой алатырнице, веля тоже сесть рядом.

И вскоре Алёна поняла, что очередная хитрость боярина удалась. Когда глава Разбойного приказа принялся рассказывать о том, как он разобрался с преступниками, князь недовольно нахмурился, зло скрипнул зубами, но глянул на алатырницу и смолчал, только резко поднялся с места и отошел к открытому окну. Алёна тоже было дернулась, чтобы вскочить на ноги, все-таки при правителе сидеть не положено, но Вьюжин молча удержал ее за плечо.

– А ты уж все решил, да? – задумчиво спросил Ярослав, когда Вьюжин кончил рассказ. – Уже и суд от моего имени провел, и место ссылки для обоих Чесноковых присмотрел! Что бы она ни хотела, а на сына моего покушалась! – Князь недовольно качнул головой, испытующе глядя на боярина. – По Чесноковой, между прочим, давно если не топор, то плетка плачет. Еще с тех пор, как она мужа своего уморила.

– Суров ты больно, княже. Муж ее к бутылке пристрастился задолго до женитьбы, – возразил Вьюжин. – Лизавета – баба вздорная, но под ее рукой Чесноков куда дольше прожил, чем мог бы, по миру не пошел. И хозяйка она, что ни говори, крепкая, поместье мужнино из лучших в уезде будет.

– Ты еще скажи, что ее помиловать надо! И поблагодарить, – скривился князь. – Про мальца ее согласен, глядишь, и выйдет толк без ее власти, кровью искупит свою глупость. Кровь – не водица, возьмет верх красновская порода. А с мамашей его лобызаться – уволь. Твоя рачительность порой чрезмерна. Отчего ты уверен, что не она Ивана угробила?

– Да будь у нее на примете надежный человек, нешто стала бы она единственного сына в убийство впутывать? – рассудительно возразил Вьюжин. – А он, если бы пошел князя убивать, то только тем же способом, каким сейчас с Алёной Ивановной пытался покончить, по голове бить – это не про него.

– Беспокойный ты человек, Алексей! – вздохнул князь и вернулся на место, явно взяв себя в руки. – Вот же тебе готовый злодей, хватай да радуйся, нет, все что-то копает. И девицу бы домой отпустил, а то чахнет ведь, – усмехнулся он. – А, Алёна? Не по нраву тебе мой дворец?

– Почему вы так решили? – не сдалась так сразу алатырница, но смущенно опустила взгляд.

– Да уж знаю, что у меня под носом происходит, – отмахнулся он со странной усмешкой.

– Нам злодея изловить надо или абы кого вздернуть? – спросил Вьюжин о своем. – Так я тебе хоть сейчас пяток душегубов найду. Сам сроку месяц дал, а теперь…

– Так я слова и не забираю, охота – лови. Только кого же ты теперь ловить станешь? Один Краснов остался, смотри, доиграешься, что и впрямь придется этой девчонке на княжество садиться. – Он снова едва заметно усмехнулся, когда Алёна на этих словах испуганно вскинулась.

– Есть у меня одна мыслишка, – увильнул боярин. – Дозволь, княже, все как задумано сделать.

– Матушка с тобой. Лизавету пока в острог отправь, посидит с крысами, глядишь, нрав смирит, я подумаю, как ее уму-разуму поучить. А сына Чеснокова забирай, коль он так тебе глянулся, что ты ради него эдак извернулся.

– Ты, княже, скажи еще, что это я его мамаше в голову мысль вложил, что от княгини новой избавиться надо! – почти искренне возмутился Вьюжин.

– Не скажу, – отозвался тот со смешком и внимательно посмотрел на девушку. – Ну так что, Алёна Ивановна? Не по душе тебе дворец и место княгини? Да говори, я же сам спрашиваю! Что тебе Вьюжин такое про меня наплел, что ты ни жива ни мертва сидишь? – Улыбка у князя оказалась хорошая, светлая и живая, гораздо приятнее, чем у боярина.

– Предостерег, чтобы глупостей не болтала и в чужой разговор не лезла, – сказала Алёна честно. Немного замешкалась перед следующим ответом, но все же и тут лукавить не стала: – Не по душе, ваша светлость. Мне моя служба по сердцу, и когда Алексей Петрович поймает злодея, я бы очень хотела на заставу вернуться.

– Небось и возлюбленный есть? Парни-то на заставе хороши? – продолжил допытываться он.

– Парни хороши, да никто не глянулся пока, – заверила Алёна.

Но опять опустила взгляд, потому что воевода Рубцов встал перед глазами как живой и словно въяве ощутила на плечах тепло больших ладоней.

– Нехорошо князю врать, – шутливо укорил Ярослав. А потом вдруг посерьезнел и спросил строже: – Ты, надеюсь, не на княжича глаз положила?