Хранитель силы - Сергей Алексеев Страница 38

Вечером он не выдержал, ушел к своей «ракушке» и позвонил по мобильнику Кужелеву на дачу.

— Ты с адвокатом не встречался? — сразу же спросил тот.

— Нет, перенесли встречу на завтра, — Хортов сдерживался. — Боюсь, как бы не пришлось еще разок отложить.

— Надо с ним встречаться, не откладывай. И не выключай телефон.

— Я сегодня встретился со старцем Гедеоном. Не слышал о таком?

— А чем он знаменит?

— Тем, что принимал участие в специальной операции полковника Пронского в апреле сорок пятого. Организовывал и руководил сам Георгий Жуков.

— Оба! — вырвалось у Кужелева, и это означало его редкую, особую заинтересованность. — На диктофон записывал?

— Нет, скажу жене, чтоб подарила…

— За такую информацию я сам тебе подарю… Где он живет?

— Лежит в нейрохирургии, в областной, осколок из черепа достали…

— Все, завтра поедем к нему вместе. Представишь меня редактором газеты. Прямо с утра.

— С раннего утра, пока он бодрый.

— Добро, жди звонка.

Он вошел в квартиру, автоматически запер за собой стальную дверь и сел за компьютер. Однако через несколько минут услышал за спиной шорох, и обернувшись, машинально спрятал браслет под обшлаг рубашки.

В проеме между комнатой и коридором стоял человек неопределенного возраста во всем черном, вплоть до галстука. Хортов встал, но спросить ничего не успел.

— Я референт господина Артельянца, — опередил незнакомец. — Сейчас мы поедем к нему в офис, он ждет вас.

Протестовать было бессмысленно.

У подъезда стоял скромный джип с темными стеклами и водителем в такой же черной одежде. Референт открыл заднюю дверцу, обозначил движение, словно помогал сесть. На крыше включилась мигалка, и машина полетела по осевой линии.

Насколько знал Хортов, хозяин газеты занимался бизнесом в области медицины и фармакологии, владел соответствующими предприятиями и фабриками и держал сеть аптек по всей стране. В редакции Артельянца называли просто Армен, поскольку он был демократичен, любил свое детище и журналистов, а еще потому, что мало кто мог правильно выговорить его отчество — Ицхагехарович.

Несмотря на позднее время — десятый час, хозяин сидел за столом и работал с бумагами. Ему было лет пятьдесят, однако его чисто кавказский облик и подростковая фигура скрывали возраст. В противовес своему черному окружению, одет был в светлый костюм и вместо галстука — пестрый шейный платок (сразу стало ясно, у кого заимствовал стиль редактор газеты Стрижак).

— А, Хортов! — воскликнул он, словно они были давно знакомы. — Садитесь. Вы сами когда-нибудь видели эти акции?

Браслет намертво перехватил руку. Андрей сел за приставной стол и незаметно стал двигать кистью.

— Не видел, — признался он. Артельянц достал из приоткрытого сейфа пластиковую папку, бросил Хортову.

— Смотрите… А я сейчас вернусь.

В папке оказалось пять подлинных ценных бумаг: чтобы понять это, достаточно было взять их в руки — плотные, посеревшие листы с невыразительными, выцветшими от давности реквизитами Веймарской республики. Общий их вид напоминал потасканные в карманах денежные купюры, только большого размера.

И пахли деньгами…

У Хортова на миг сперло дыхание, а руку заломило от боли: это могли быть акции Кацнельсона! В следующую секунду он выхватил ручку и переписал номера первых двух бумаг на бесчувственную левую ладонь.

Хозяин вернулся через минуту, принес какой-то пакет.

— Изучили? Замечательно. Прошу вас провести журналистское расследование. У вас есть все возможности разыскать их, а мы похлопочем, чтобы вернуть акции настоящему владельцу.

— Хотите, чтобы я нашел бумаги, похищенные у Кацнельсона?

— Нет, этим пусть занимаются следователи. По моим сведениям сейчас в России у совершенно разных лиц хранятся акции на общую сумму в шесть, а по некоторым оценкам и в девять миллиардов долларов. Это по современным котировкам. Надеюсь, для вас это достойное занятие?

— Да, мне интересно, — не сразу отозвался Хортов. — Пока удалось выяснить лишь один факт: акции попадали в СССР через Коминтерн. Дальнейшее их движение неизвестно.

— Но ведь у вас есть соображения по этому поводу? И доверенные люди в компетентных структурах. А пропуска в закрытые архивы я вам передаю, — он протянул пакет. — Там небольшая сумма денег на текущие расходы. Всякая полученная вами информация относительно ценных бумаг должна попадать в первую очередь ко мне на стол. В случае, если вы обнаружите держателя акций, самостоятельно никаких действий не предпринимать. Надеюсь, вы понимаете, наш разговор и мои поручения строго конфиденциальны.

— Понимаю…

— Желаю успеха, — Артельянц встал, но вместо руки подал визитную карточку. — Можете звонить по этому телефону в любое время суток.

Черный референт уже стоял на пороге в ожидающей позе.

По дороге Хортов не стал смотреть, что в пакете, но едва зашел домой и уже осознанно запер дверь, вытряхнул содержимое на стол.

Три пропуска — в архив министерства финансов, МВД и ФСБ были подписаны первыми заместителями, а четвертый — в запасники музея Октябрьской революции — почему-то премьером.

Небольшая сумма на текущие расходы составляла пятнадцать тысяч долларов…

* * *

Перед тем как лечь спать, уже в половине второго, Хортов вспомнил о Кужелеве и старце Гедеоне, поставил телефон в изголовье и, массируя руку, попытался заснуть, однако возле уха задребезжал звонок. Он машинально взял трубку и услышал незнакомый голос, говорящий торопливо и сбивчиво

— Господин Хортов! Андрей Александрович! Простите, поздно… Но не могу удержаться! Только сейчас прочитал… Не знаю, как благодарить вас! Завтра бросаю все дела и подаю документы!

— Кто это?

— Я не представился? Простите, Андрей!.. Это говорит Донат Кацнельсон! То есть Соплин! Да, я возвращаю свою фамилию! И буду гордиться ей. И Соплин — будет звучать благозвучно! Как мне вас благодарить? У вас с зубами все в порядке? Вы знаете адрес моей клиники на Ленинградском?

— Зубы в порядке, — усмехнулся Хортов. — Выбьют — непременно обращусь. Спокойной ночи!

Он знал, что интеллигентный сын старого афериста не перезвонит, положил трубку и умиротворенный мыслью, что хоть один человек искренне ему благодарен, спокойно заснул.

А утром проснулся сам, не от звонка или боли — встрепенулся, взглянув на часы — время восьмой час!

Он проверил телефон и успокоился тем, что у них с Кужелевым разные понятия о времени, и рано может быть и в девять. Хортов умылся, оделся, перечитал, что было написано вчера, пересмотрел пропуска, пересчитал деньги и, не выдержав, стал названивать сам.