Изнанка света - Михаил Шухраев Страница 37

— Она у меня есть, — генерал коротко рассмеялся. — Восемьдесят хорошо обученных десантников — это вам не охрана?

— Речь не о том, — сказал человек, и генерал догадался — кажется, звонит русский. Вот только сейчас не хватало очередной помощи «большого брата». Нет уж, хватит, теперь они и в самом деле пойдут своим путем! Уж лучше призвать на вакантный трон все того же короля в изгнании. Или — стать президентом самому, и не прислушиваться к советам. И к Советам с их «перестройкой» — тоже.

— Можете удвоить охрану. Но вам угрожает бежавший диктатор. Не думайте, что все завершилось, генерал. Я сказал о воздействии на телефониста. Воздействие может ударить и по вам. Мы защитим вас, сделаем все возможное. Но…

— Кто бы вы ни были, я не верю в мистику! Можете передать это вашему КГБ или куда там еще!

— Это не КГБ! Прошу вас поверить нам, генерал!

— Еще раз говорю — в мистику не верю! — Александру Киву бросил трубку.

Черт, как болит голова! Он вышел в приемную.

— Кто там у нас на коммутаторе? — спросил он у застывшего адъютанта. — Разберитесь, что там за чертовщина. И, вот еще что: приказываю удвоить охрану здания!

— Есть, товарищ генерал! — щелкнул каблуками адъютант. — Разрешите идти!

— Идите!

Генерал закрыл дверь. Уселся в кресло.

Вот и все — сбылась его мечта. Что теперь? Теперь будем восстанавливать справедливость. Да-да, справедливость, те же Советы еще посмотрят, что может по-настоящему свободный народ. А диктатор — сядет. Хорошо сядет, на всю оставшуюся жизнь.

Генерал открыл потайной шкафчик, достал бутылку, плеснул в рюмку коньяка. Залпом выпил. Через минуту вроде бы подействовало — головная боль стала чуть тише. Вот еще новости — разболеться именно в такой день. Хотя, чему бы тут удивляться. Годы, годы, да какие… Этот поганый выскочка мог общаться только на крике, хотя так было не всегда. В шестьдесят восьмом он только что в ногах не валялся, когда надо было аккуратно и бескровно указать «старшим братьям» их истинное место в Констанце. Тогда генерал очень хорошо справился с задачей. Но вся слава досталась не ему, а президенту.

«Мы отстояли независимость и свой путь в мире!» Это еще подумать, кто отстоял.

Голова вдруг едва не взорвалась, он даже сморщился от боли — стало трудно дышать. Но тут же отпустило. Хорошая это все-таки вещь — коньяк. Особенно — местный, не французский. То-то советские да и не только коллеги так на него налегали. Лечебная штука, гордость Констанцы!

А все-таки, кто это прорвался к телефону? Чего ему на самом деле было надо? Какой-нибудь дипломат? Он бы действовал совсем не так: представился бы для начала, что ли. А этот?

Постой-ка, Фома, в мистику не верующий, а что это за глухие слушки ходили про спецподразделение «шербими», лично подчиненное Леону Андруцэ? Кого-то они там громи-

ли и подчиняли, он слышал о таком, но не проверял… «Смерть бесам!» Мистика какая-то! Да, вроде бы так называлась какая-то подпольная организация. Больше все равно ничего известно не было.

Черт его знает! Интересно, где приземлится вертолет? Уж точно — не в столице. Но границу не перелетит — еще со вчерашнего дня подготовлен секретный приказ для ПВО. Самое главное — они не кинулись в посольства! Хотя и на этот случай был план.

Генерал машинально выдвинул ящик стола. Достал именной револьвер — подарок советского маршала. «На память о том, как мы НЕ СТАЛИ врагами», — сказал тогда коллега. Да уж, тогда пришлось мобилизовать все силы. Вторжение означало гибель, но вот этого-то и не состоялось. Границу держали очень хорошо.

Маршал еще раз прошелся по комнате. Почему-то звонок не шел из головы. Может, он зря с ними так? Надо было переговорить… Надо было…

Головная боль подобралась незаметно — и теперь она стала легкой, ползучей. И это было еще хуже.

Он грузно опустился в кресло. Надо бы позвать кого-нибудь… Сегодня он не сможет ни с кем встретиться, пускай готовят свой временный совет. Кажется, все идет по его плану. Что ж, это хорошо.

Боль давила и внушала, не давая передышки. И неожиданно генерал сообразил, что это за внушение.

Он должен сделать всего-то несколько простых вещей. Протянуть руку. Это ведь очень легко. А потом — еще легче — взять со стола оружие. Снять с предохранителя. Поднести к виску…

Он сжал голову руками, отбрасывая наваждение. Что же это такое, что?

Снова зазвонил телефон. Генерал попробовал протянуть руку к трубке — боль тут же сделалась совершенно невыносимой. Трубка будто бы раскалилась докрасна. Как заготовка на наковальне в деревенской кузнице…

Он невольно улыбнулся, вспомнив деревню, соседа-кузнеца, — его потом, вроде, расстреляли немцы. За то, что был Цыганом…

И вновь рука, словно бы зажив совершенно самостоятельно от его воли, потянулась к револьверу. Генерал с ужасом смотрел на происходящее, пытаясь закричать — теперь ему было уже все равно, кто из подчиненных и что об этом подумает. Но кричать он не мог — из горла рвался только свист.

А перед глазами возникло лицо великого вождя Леона Андруцэ. Оно было искажено злобой.

«Тебе недолго осталось жить, раб кесаря!..» Губы вождя кривятся в усмешке. А глаза… Нет у него глаз. Есть только шевелящаяся Тьма. Только Тьма — больше ничего…

Стук в дверь…

— Товарищ генерал! Товарищ генерал, откройте! Танки входят в город! Бои на окраине…

Что это? Что? Бои? Диктатор?!

Он попытался встать с кресла. Тело выгибалось, не желало слушаться.

И все-таки встал — самым последним осознанным движением.

Выстрел в кабинете был слышен даже на улице.

* * *

Эйно выругался. Он понимал — шанс помочь был слишком невелик. Значит, Киву не спасти. Жаль — солдатом он был хорошим.

Что ж, теперь придется действовать по обстоятельствам. Перво-наперво — послать сигнал всем своим. Иначе — потери неизбежны. Ред — тот наверняка сейчас с революционным народом. Да и остальные тоже. Они еще не знают, что сейчас начнется.

Не вышло договориться с военными — выйдет с гражданскими. Только бы успеть, успеть хоть как-то их организовать.

А на окраине, как раз в той стороне, где вчера оказался Эйно со своими спутниками, шел бой. Несколько армейских БТРов было уже подбито, и теперь солдаты укрылись в близлежащих домах. Но становилось понятно, что все уже подходит к концу — «шербими» зашли с тыла, а спецотряд народной полиции довершил разгром. Еще через пятнадцать минут вход в город для тех, кто устроил резню в Сильваре, был свободен.