Юся и эльф. Все любят котиков - Екатерина Лесина Страница 37

Или вот…

Мою ладонь пощекотало, а поскольку щекотать тут было некому, я вскочила и…

…травинка. Зеленая такая. Нарядная. Красивая. И главное, не одинокая. Из темной жирной земли, которая как-то вдруг утратила всякое сходство с прахом, выглядывали ростки.

Я присела.

Осторожно коснулась пальцами острой травинки. Надо же… а вот и красноватый стебелек то ли дерева, то ли куста, согнулся, застряв листьями в кожуре семени. И там еще один… другой…

– Эль?

Он не ответил.

Он покачнулся и осел… бестолочь ушастая. Клянусь, если мы отсюда выберемся, я сама его за эти уши оттаскаю, чтоб знал в следующий раз, куда лезет.

Эль был жив.

Лежал себе тихонечко, дышал, хоть и слабо. А я пыталась напоить его. Еды у нас все еще не было, а без нее… сколько он сил вбухал?

Зелень росла.

Как сказать, росла… вот черные пятна затянуло зеленью газона. И трава рвалась ввысь, выстреливая тонкими метелками соцветий. Где-то торопливо, будто опасаясь, что, если промедлить, место займут, разворачивал колючие стебли шиповник. И вот уже белели первые цветы, очаровывая Мертвое эхо. А дальше поднимался тонкий хлыст молодого ясеня.

И не только его.

На зов эльфийской магии откликнулись все, кто был жив.

Вот молоденькая березка звенит клейкими листьями. И рядом с ней спешно тянется к потолку дерево с угольно черной корой, которую щедро украшают колючки. Чуть дальше расползается по траве вьюнок, и алые пятна огнецветов спешат укрыться от постороннего взгляда.

Всего было много.

И… недостаточно.

Я вздохнула и пристроила голову Эля на колени, коснулась волос. Обидно будет пропасть вот так, по глупости… нет, по умности пропадать тоже особой радости нет, но сейчас… что станет с Гретой?

Или… папенька ведь не бросит?

Надеюсь, что не бросит…

Гномы выплатят виру… как пить дать, эти засранцы привыкли откупаться от неприятностей, а значит, бедность ей не грозит. И вообще, сестрица у меня, пусть и с прибабахом, но не дура, сумеет устроиться. А вот маменьку Эля жаль… у нее ни сына, ни котика…

Маншул приоткрыл глаз.

Да, или он надеется… а почему бы и нет? Он ведь мертвый, ему ни вода, ни еда не нужны, а разлитой в подземелье силы хватит, чтобы подпитывать связку реанимирующих заклинаний. Только кое-что в структуре придется поправить.

Я и поправила.

А нежить, как показалось, запомнила.

Даже знать не хочу, будет ли она их использовать…

…будет, будет.

А теперь записка, коротенькая, но душевная… и чего пишут? Я вас люблю, душите гномов? Или… клок бумаги нашелся в сумке, и перо здесь же.

Итак…

Внизу Мёртвое эхо.

Предупредить о таком стоит.

Я почесала себя за ухом, пытаясь выдернуть правильную мысль. Все же письмо мне давалось крайне редко…

…ага, если так?

Гномы приносят жертвы.

Мы в Тирдахе, восстанавливаем оранжерею.

…а заодно беседуем с нежитью. Но об этом писать не стоит.

Я скрутила листочек и, подумав, сунула маншулу в пасть. А что? Есть ему не надо, орать он не орет… всяко надежней.

– Иди, – сказала я, вздохнув. – Отнеси…

Кому?

В Гильдию? Письмо выкинут и забудут, а маншула упокоят, так, на всякий случай. Эльфячьей матери? До нее путь неблизкий и, сомневаюсь, что маншул его преодолеет.

Папеньку искать?

Грету?

Что-то есть у меня подозрения, что гномы появлению этого пропадальца рады не будут. Да и папенька… помнится, в прежние времена ему выдержки порой не хватало. Вдруг да начнет гномов обвинять, а те разобидятся и спровадят ненужных свидетелей прямиком в подземелья.

– Эльфу, – решилась я. – Найди кого-нибудь из ихней братии…

– Их, – просипел Эль, приходя в сознание.

– Их братии… и отдай.

…если получится.

Маншул махнул хвостом и исчез. А я посмотрела на жениха, выглядевшего именно так, как должен выглядеть эльф, в одиночку дерзнувший восстановить древнюю оранжерею.

– Жив?

– Как ни странно, – он сел и потрогал голову. – Я думал, будет хуже. Все-таки… здесь… много энергии и… не знаю, как выразиться, она доступна. А потому…

…потому мы, быть может, не успеем умереть от голода. Вон то деревце, подозрительно напоминающее с виду яблоню, в цвету стоит. Этак пару часов и яблоки появятся.

…апельсины.

Экая настойчивая нежить.

Апельсины… а неплохо бы… я постаралась отрешиться от голода, но не получилось… апельсинку бы… круглую, оранжевую, с неровной корочкой, которая была бы мягка и плотна.

Отламывается кусочками.

А под ней тоненькая пленочка белая. Она еще под ногти забивается, окрашивая их в оранжевый цвет. Запах апельсина стал почти явен.

И я ощутила в руке тяжесть его.

Сок, текущий по пальцам.

Мякоть…

…и сладость.

Сок был.

Тек по пальцам. И апельсин имелся. И… кажется, это уже галлюцинации, но пускай себе. Я разделила галлюцинацию пополам, и половину протянула Элю.

– Держи.

А он почему-то не удивился, но взял, предупредив:

– Косточки не ешь. Я не уверен, что здесь есть апельсиновые деревья.

Конечно.

Косточки я выковыряла и, подумав, сразу воткнула в траву. А они взяли и проросли, причем быстро так, будто только и ждали.

Галлюцинации, они такие, своеобразные.

Апельсин был именно таким, как должно, сладким, но с небольшой кислинкой, которая заставила меня счастливо жмуриться. И даже чувство голода попритихло, а на апельсиновых деревцах появились цветы…

– Знаешь, – я вытянула ноги, разглядывая еще одно чудо, – а здесь очень даже мило…

…мило, мило…

Деревца переплелись ветвями, сродняясь в некое подобие беседки. И стоило сказать, что смотрелась она по-эльфийски утонченной.

Извращенной.

Потому что листья у апельсиновых деревец были кленовыми, яркого алого оттенка.

– Бывает, – сказал Эль, поднимаясь на ноги. И руку протянул. Прислушался к чему-то. Кивнул. И сказал: – Я согласен.

На что это?

Я вот категорически против, потому что…

…поднявшийся откуда-то ветер закружил меня в вихре белоснежных лепестков. А они… это что, платье? Поверх моего запыленного костюма, который… белое, мать его, платье, из лепестков сотканное.