Награда для генерала. Книга вторая: красные пески  - Лена Обухова Страница 36

Я пока точно не знала, какие именно мои возможности пригодятся Шелтеру. Как оказалось, шептуньи не в состоянии воздействовать на события в целом. То есть я не могла просто сесть и шептать: «Шелтер свергнет Магистра», как не могла своим шепотом уберечь кого бы то ни было от ранения, даже саму себя. Но в книге было описано еще немало полезного: внушение на расстоянии, отправка сообщений другим людям, лечение и самое пугающее – злонамеренное шептание. Другими словами: проклятие на болезнь или смерть.

От последнего я пока предпочитала держаться подальше. Дотянуться шепотом до кого-то, кто находится далеко, не могла: никак не получалось почувствовать другого человека, даже просто чтобы передать сообщение, не говоря уже о внушении.

Оставалось лечение, и снова мне на ум пришел Глен. Не сразу, но я вспомнила, как Галия обронила однажды, что он такой вредный из-за болезни. Мол, ему самому все время плохо, вот и хочется сделать плохо другим. Подробнее она тогда не рассказала, а я была не в том состоянии, чтобы расспрашивать: побег волновал меня куда больше. И вот теперь я решила расспросить ее о болезни Глена.

Однако Галия не смогла сообщить мне никаких дополнительных сведений. Она лишь знала, что Глен часто плохо себя чувствует и ни в одном другом доме не смог бы удержаться на своей работе.

Пришлось подловить Глена во дворе, куда он уходил курить в одиночестве. Период красивой осени уже подходил к концу. Почти все листья облетели с деревьев, солнце показывалось все реже, зато дожди шли почти каждый день, отчего на заднем дворе грязи было, как выражалась Галия, «по колено». Лавка, на которой Глен обычно сидел, промокала, несмотря на то, что стояла под козырьком крыши, поэтому теперь приходилось курить, привалившись плечом к столбу, державшему тот самый козырек.

Я вышла на улицу через минуту после Глена, держа в руках две чашки с горячим кофе с молоком.

– Вот, возьми, – я протянула одну кружку ему. – А то замерзнешь, пока травишься.

После секундного колебания Глен принял у меня чашку и сделал осторожный глоток. Его напряженное лицо расслабилось, вечно сведенные брови разошлись. Кофе, конечно, тоже был соответствующим образом «зашептан».

– Спасибо.

– На здоровье, – отозвалась я и пригубила свой напиток, кутаясь в теплую шаль. – Насколько я понимаю, оно тебе нужно.

Глен бросил на меня быстрый, острый взгляд, сразу отвернулся и поднес к губам сигарету.

– Разболтали уже, – проворчал он недовольно. – Ну давай, пожалей меня.

– Не буду, – возразила я, дернув плечом. – Ты меня не очень-то жалел, почему я тебя должна?

Он недоверчиво покосился в мою сторону, но заметив, что я улыбаюсь, понимающе хмыкнул.

– Это серьезно? – тихо поинтересовалась я, боясь его задеть и спугнуть.

Глен снова поднес к губам вонючую сигарету, глубоко затянулся и на выдохе коротко ответил:

– Это смертельно.

– Ох… – не удержалась я. – Мне очень жаль.

– Вот видишь, – ухмыльнулся он, посмотрев на меня с осуждением. – Поэтому я и не люблю, когда люди узнают.

– Неужели ничего нельзя сделать?

Он безразлично пожал плечами, переводя взгляд на тлеющий кончик сигареты.

– Врачи совсем не смогли мне помочь, даже понять, что со мной. Маги нашли причину, но не берутся лечить.

– Почему?!

– Они говорят, что мое тело само себя убивает. Мол, это часть меня, ядовитая и агрессивная, которая пожирает живое изнутри. Маги не берутся такое лечить, потому что боятся. Магическое врачевание завязано на обмен жизненной энергией. Они как бы… подключают свою к энергии пациента, усиливают ее и побеждают. Но лишь тогда, когда болезнь приходит извне. Ранения или посторонние организмы… А если болезнь породило тело, то подключаться к моей энергии без толку. Велик риск, что болезнь перейдет на мага через обмен энергией. Может быть, я что-то не так говорю, но примерно так мне все это объяснял магистр Этьен.

Под конец своей речи он попытался изобразить улыбку, но я не смогла ее вернуть.

– И сколько же они отводят тебе времени? – спросила напряженно.

– Год в лучшем случае. Мне повезло, что я попал к генералу Шелтеру. По крайней мере, не буду подыхать где-нибудь в доме скорби в нищете. Здесь работы мало, а платит генерал хорошо. И он обещал, что не выгонит меня, даже когда я совсем не смогу работать. Сказал, что ему не жалко давать мне кров и стол. Я сейчас работаю в основном на обезболивающие зелья и откладываю на них на будущее. А больше мне ничего не помогает.

Он махнул рукой, выбросил окурок и сделал глоток кофе, после чего снова покосился на меня.

– Вот такая история. Ты прости, что доставал тебя поначалу. Просто иногда такая злость берет… Что вы все останетесь и будете жить, даже старик Юнт, а я…

Он снова махнул рукой, тяжело сглатывая, спрятался за чашкой. И я сделала то же самое, не зная, что сказать в ответ. Мне было жаль Глена, и теперь все его приставания и шпильки казались такой ерундой. Очень хотелось ему помочь, но тот факт, что местные маги не взялись его лечить, пугал. Я ведь толком не знала, как действует мой шепот. Не получится ли так, что пытаясь вылечить его, я заболею сама? И не трусость ли это: даже не попытаться, боясь пострадать?

* * *

Еще пару дней я снова вдоль и поперек изучала книги о шептуньях в разделах лечебного воздействия, пытаясь понять, может ли быть опасной для меня попытка воздействовать на болезнь Глена. Но ничего так и не нашла. Ни один, ни другой автор не знали механизм работы магии шепота настолько глубоко. У них не было возможности изучить его, они оперировали лишь предположениями и аналогиями. Об обмене энергиями они тоже ничего не писали, поэтому сделать какие-либо выводы я не смогла.

После примерно сутки мучилась сомнениями, взвешивая «за» и «против», а потом решилась.

Я могла попробовать хотя бы готовить Глену зашептанную на исцеление еду. Все, что он будет есть или пить, готовить самостоятельно, отдельно. Когда я сказала о своем желании Галии, не углубляясь в причины, она удивилась, но спорить не стала. Подозреваю, Шелтер успел оставить какие-то распоряжения на мой счет, велев давать мне полную свободу действий.

Глену я, конечно, ничего не сказала. И готовила ему все то же самое, что Галия готовила для остальных, чтобы он ничего не заподозрил. Я не знала, хватит ли такого опосредованного воздействия, и не хотела давать ему ложных надежд.

Примерно неделю не было видно вообще никаких изменений, но потом я начала замечать, что Глен стал реже выглядеть больным. Исчезли бледность кожи и круги под глазами, чаще появлялась улыбка, а он сам повадился шутить, и к тому же смешно. Еще через несколько дней между делом признался, что в последнее время стал чувствовать себя лучше: боли почти исчезли, улучшились сон и настроение, ушла усталость.

– Мне говорили, что теоретически такое возможно, – тихо сказал он, как будто боялся спугнуть удачу. – Что только мое тело само и может победить болезнь, если окажется сильнее. Я не верил. Но теперь думаю: а вдруг?