Дереза. Любовь зла - Мария Соломина Страница 36

- Эге! Ведьма, как мужика увидит, так и говорить с тобой не захочет! А вот если одна придешь - не солжет, но и всей правды не скажет.

- Спасибо за науку, бабушка. А что же ты здесь сидишь, а не семьей?

- А не семья они мне. - буркнула старуха с затаенной обидой. -Жила я на этом хуторе всю жизнь с мужем, да было у нас трое сыновей, но много лет назад ушли муж мой и два старших сына на войну со степняками и не вернулись. Младший же, отрада моя, один на хозяйстве остался, пришла пора ему невесту искать, вот только ходил он хмурый, все девушки ему не любы были. Спрашиваю: «От чего же?». Он сперва молчал, да потом признался, встретил мол в чащобе у лесного омута деву прекрасную, лицом бела, губы алые, глаза - как два лесных озера, а косы до самых пят черней ночи, и с тех пор покой потерял, полюбилась она ему, каждый день в лес ходил ее искать, так и сгинул в топях. Это все ведьма проклятая! Сгубила его, заморочила.

Аппетит у старухи совсем пропал, как и у Ульяны.

- А они тогда кто? - мотнула она рогатой башкой в сторону комнаты, где уже женщины убирали со стола, а детей отправляли на полати.

- Племянничек мой родной, Никодим. Клялся и божился, что пригляд за мной будет и помощь, и не гоже мне одной на хуторе жить в такой глуши. Вот и впустила его с женой да сыном, а потом и сама не заметила, как стала в собственном доме бесправной приживалкой.

Свет в избе погас, видимо все улеглись спать. Ульянка крутилась на неудобной драной рогоже. Ей-Богу, в следующий раз лучше в лесу заночевать, чем у таких радушных хозяев! И ведь Бальд только ради нее на постой просился, домашняя она, к ночевкам на свежем воздухе не приучена. Старуху опять же было жаль... Да только таких историй навалом! То родственники в дом престарелых бабку отправляют, то и вовсе на холодную дачу жить, а сами квартиру присваивают, а то и просто - на улицу выгонят аль до самоубийства доведут.

- Скорей бы Боги меня к себе позвали. - прошамкала бабка, видно ей тоже не спалось. -Намаялась я, нагостилась на этом свете, не мила мне жизнь уж давно. Да свой у них, у Богов-то на все умысел.

- Заткнись, старая! - послышался зычный голос Никодима. - Добрым людям спать не даешь!

В самый глухой час, когда сон самый крепкий, а до первых петухов еще не скоро, который в северных землях зовут часом волка, а южные кочевники напротив считают часом черного быка (Очень пафосно! Ульяна бы просто сказала - пол третьего ночи.), Никодим тихо потормошил за плечо старшего сына.

- Вставай. Самое время!

- А как он проснется? - тот сел на кровати и достал большой нож. - Здоровенный, зараза.

- Не проснется. - сказал хозяин. - Я ему в взвар сонного зелья плеснул. Видел его кошель? То-то же! И все золотые. Мы его быстренько того. и до первых петухов притопим в болоте - никто не найдет. Да и искать не станут. Пришлый.

- Так-то оно так.

- Хутор тебе прикупим, будешь сам хозяином.

Не обуваясь, чтобы лишний раз не шуметь, он пошел за отцом в общую комнату, где на широкой лавке у двери постелили гостю. Никодим уже стоял у изголовья с подушкой наготове, чтобы случайный вскрик не разбудил спящей семьи, нечего им об этом ведать. Оставалось только получше примериться и воткнуть нож аккурат в сердце спящего.

Но гость открыл глаза.

И остановило мужиков вовсе не это. Глаза у того были не человеческие - ярко горели они в темноте расплавленным золотом, тонкой черной пропастью вытянулся узкий зрачок.

Первым тишину нарушил звук ломающегося ножа, который сын хозяина все же успел опустить на грудь спящего гостя.

- Не губи... - успел вскрикнуть Никодим за мгновение до того, как рухнул на пол со сломанной шеей.

В темноте заголосили бабы, а мужик, что так и сжимал в ладони рукоять сломанного ножа, вдруг очнулся, попытался бежать. Дане тут -то было!

Комната вспыхнула ярким светом, языки пламени поднялись разом прямо из дощатого пола, лизали стол, все еще накрытый скатертью, ползли вверх по бревенчатым стенам.

- Молчать! - рявкнул дракон, сжимая горло душегуба одной рукой, но до конца не душа. -Так вы привечаете случайных путников? Прирезать во сне и в болото?

Из-за занавески показалась заспанная козья морда.

- Божечки, Бальд! - закричала она. - Да ты же придушишь его! Они, конечно, скоты редкостные. И почему тут все пылает?

- А слышала ль ты присказку, что на воре шапка горит? Так тут сплошное ворье видать собралось. - он смотрел стремительно седеющему мужчине прямо в глаза, и казалось не просто смотрел, а душу перетряхивал, перебирал и ворошил прошлое. - Уходим отсюда.

Он скинул на пол безжизненное тело и отпер дверь.

- Погоди! - Ульяна метнулась назад в закуток. - Тут бабка.

Она потянула одеяло, силясь разбудить старуху, но тщетно. Та не дышала.

Боги странно ткут нити судьбы, вплетают их в полотно жизни, по которому находят путь уставшие души, направляясь в Небесные чертоги.

В предрассветных сумерках дорога была едва различима, но Бальд шел по ней уверенно, а Ульяна старалась не отставать. Ветер все еще доносил до них запах дыма.

- Зачем ты так? - наконец не выдержала она. - Людишки они подлые, но чтоб насмерть.

- Душегубы они. - тихо ответил дракон. - Я не первый путник, заночевавший в их избе. Вот только тех, других, старик с сыном выслеживали потом, на утро, уже подальше от дома, грабили и убивали. А на меня днем напасть побоялись, решили по -тихому прирезать ночью.

Уля замолчала. Совсем невесело выходило.

- Вот поэтому я никогда не ем людей. Брезгую . - закончил разговор мужчина.

Первый луч солнца прорезал туманную взвесь, что выползала из леса, предвещая начало погожего дня.

Пейзаж начинал меняться. Вместо стройных сосен вдоль дороги все чаще попадались ели, или просто заросли ивняка, встречались поймы стоячей воды, щедро поросшие по краям камышом и осокой, все чаще дорогу пересекали ручьи, через которые были переброшены старые бревенчатые мостки, а в одном месте дорога вовсе скрылась под стоячей водой, и угадывалась лишь благодаря бревенчатому настилу, по которому и пришлось протопать нашим путникам метров двести.

- Обратно сразу полетим. - предложила Ульяна, разглядывая позеленевшие от ряски ноги.

- Обязательно. - согласился дракон, обтирая о пень комья грязи, налипшие на сапог.

К описанному месту они добрались, когда солнце давно перевалило за полдень. Было странно видеть, как из заболоченной почвы тянет к небу ветви вековой дуб. Не растут дубы в подобных местах... худых, зачарованных... А этот исполин, видимо, вырос здесь в былые времена, когда и топей-то не было. Это уж после поднялись грунтовые воды, дубрава сменилась ельником да кривыми березами. Но дуб стоял, не спешил уступать стихии, тянул к небу голые ветви, коих с каждым годом становилось все больше, все меньше и меньше зеленел по весне, но не спешил сдаваться.