Наследница для Дракона, или Как обрести Крылья - Анна Сафина Страница 36

— Ты о чем? — приподнимается и протирает глаза.

— Ты беременна, — не выдерживаю и прислоняюсь к ее пока еще плоскому животику.

Она на секунду замирает, а затем ее подрагивающая рука касается моего затылка, неуверенно поглаживает, будто не до конца осознает, что происходит.

— Как это? — голос потерянный, глаза раскосо и рассеянно смотрят по сторонам.

— Как-как, — ее непосредственность вызывает у меня улыбку, — разве ты не знаешь, как делаются дети?

У нее ошеломленный вид, и не меняется он так долго, что я начинаю переживать. Трогаю ладонями лицо и притягиваю к себе, уверенно целуя в губы.

— Ты не рада, птичка моя? — и к такому варианту готов, хоть и вызывает это горечь.

— Я…я… — дрожащим голоском произносит, — не могу осознать, что вот так…это хорошо…

Произносит только это, а затем ее ладонь накрывать свой живот, где теперь я внутренним драконьим зрением отчетливо вижу, как пульсирует новая жизнь.

— Это отлично, Рани, — в покровительственном жесте оглаживаю ее коленку, — и драконица твоя жива, все у нас будет хорошо.

Прислоняюсь лбом к ее лбу и целую в губы.

— Она… — сглатывает с опаской и страхом в глазах, — точно жива? Ты чувствуешь?

Голос пропитан такой надеждой, что у меня щемит в сердце. Словно иголкой укололи в самое чувствительное место.

— Да, точно жива и в полном порядке, — улыбаюсь ей, не давая повода усомниться в своих словах, — это защитная реакция плода, драконицам нельзя оборачиваться во время беременности, иначе это грозит выкидышем. Так что мудрые звери полностью блокируют доступ к себе.

Ее глаза из потухших постепенно наполняются вкусом к жизни, что я так давно не видел. Уголки ее губ дергаются, словно она пытается улыбнуться, но тут из ее глаз начинают течь слез.

— Птичка… — растерянно смотрю на нее, беру за руки.

— Это от счастья, Рагнар, — поясняет она и прикладывает ладошку к моей щеке, успокаивая тем самым и меня, и моего дракона.

Прикрываю глаза и впервые за долгое время наслаждаюсь. Между нами все в порядке, а весь остальной мир со своими проблемами, какими бы глобальными они ни были бы, подождет.

***

Утром следующего дня, на рассвете, мы прощаемся с приютившим нас отверженным, и движемся на запад, к выходу из пустоши. Лес, по которому мы идем, обманчиво приветлив, светл.

— Это точно мертвая зона? — спустя несколько минут спрашивает Рани, не отходя от меня все это время ни на шаг. — Здесь все так красиво и…свежо.

Хмурюсь, оглядываясь по сторонам. Не припомню, чтобы в описаниях этой территории говорилось, что здесь есть что-то настолько живое. Стискиваю зубы и корю себя за безалаберность.

— Ни к чему не прикасайся, — прижимаю девчонку к себе, цепко смотрю по сторонам, но ничего подозрительного не вижу, — это Лес Миражей. Черт, как я сразу не догадался.

А все радость и благодать, опоясывающая мою душу. Потерял бдительность, забыв, что сейчас не время и не место.

— То есть это обманка? Ничего нет? Тогда… — шумно сглатывает она, с тревогой крутя головой, — а как…

— Тихо! — шепотом прошу ее помолчать, а затем навостряю уши, слыша чье-то приближение.

Клекот, звук движения крыльев. Присаживаюсь сам и помогаю Рани. Сверху мимо нас пролетает стая оголодавших падальщиков. Черт, черт.

— Что это? — со страхом спрашивает у меня истинная, губы ее подрагивают.

— Лес Миражей не дает путникам выйти из него, искушая желаниями души, а падальщики кружат над ними, — киваю в сторону ни с чем улетевших птиц, — выжидая, когда кто-то будет при смерти.

— И съедают их? — в ужасе ее глаза расширяются, с лица спадает всяк краска.

— Нет, — качаю головой, — это ведь не материк и не Небесный Лог, здесь все мертвое, Рани, — говорю уже серьезным тоном. — И птицы эти, какими бы похожими с обычными не выглядели, питаются отнюдь не тем же, что обычные падальщики.

— А чем? — задает она вопрос, на который я не хочу отвечать, но ее настойчивый взгляд пробирает до костей.

Глаза начинают светиться золотом, сверкая несколькими крапинками. Ясно. Драконица желает знать и добьется своего любым способом.

— На самом деле, они не ждут чужой смерти, — решаюсь и говорю вслух, — им нужно, чтобы ты был жив, но уже не мог сопротивляться. Вот тогда они подлетают и высасывают магию. Существует поверье, — смотрю на небо, — что тот, кто лишится ее в Пустоши, никогда драконом больше не переродится.

Это та самая страшная сказка, которой в детстве пугают драконят. Даже у меня внутри что-то слегка сжимается от страха, но я не позволяю себе показывать это внешне. Она должна быть уверенной во мне, в нас и в то, что мы выберемся отсюда во что бы то ни стало.

— Рагна-а-а-р, — раздается мелодичный женский голос откуда-то сзади.