Смерти подобна - Яна Мелевич Страница 36

Стоило мне это сказать, как Вася коснулся дверцы, отчего мой хранитель пищевых продуктов истошно заорал:

— Не жра-а-а-а-ать! Шесть часо-о-ов! Шесть часо-о-ов!

Вздрогнув, Шумский перекрестился и покосился на меня. Его брови приподнялись, а затем улыбка коснулась губ. Я прямо видела, как он едва сдерживает смех.

— Замогильная, только не говори, что это работает, — хохотнул диакон.

Я попыталась сделать независимое выражение. Приподняла голову, поправила волосы и, бросив попытки затолкать белье в корзину, произнесла нейтральным тоном:

— Первые две недели работало.

— А потом?

— Ночная жрица захватила мой разум, — со вздохом призналась я, услышав безудержный смех в ответ.

Было странным стоять вот так, посреди моей обители. Подойдя к дверям, я застыла в проходе, разглядывая Васю. До этого дня он ни разу не был у меня в гостях так, чтобы можно было спокойно поговорить за чашечкой кофе или чая. А ведь мы знакомы уже много лет. Можно сказать, почти друзья. Я так привыкла к его присутствию, что было бы странно, если бы Шумский вдруг исчез.

«Всего полчаса назад ты собиралась спасать Ингу», — напомнило мне подсознание.

Да, собиралась. И даже знаю, чем мне это грозит. Пособники почитателей Хаоса наказывались не менее строго. Не смертная казнь, но пожизненное заключение в петербургской тюрьме «Кресты» или Трубецкой бастион Петропавловской крепости. Это в лучшем случае, если суд признал бы пособничество минимальным. А могли вовсе сослать на Орловскую каторгу, где, по слухам, были просто отвратительные условия проживания и было разрешено применять насилие по отношению к заключенным.

Мы давно перешагнули старые традиции, жили по законам техногенного времени и активно внедряли новые разработки. Но кое-что оставалось неизменным: закон безжалостен к тем, кто его нарушает. И касалось это не только Васи как потенциального преступника. Но и меня. Ведь я не собиралась позволить им казнить невинную женщину.

— Не вздумай.

— Что? — я удивленно посмотрела на приближающегося Шумского. Невольно отступив в коридор, чуть не запнулась о стоящую там корзину, и она тихо упала на паркетный пол. Часть одежды, полотенца и белья вывалилось наружу, но мне было не до этого. Что-то в глазах Василия не давало мне покоя.

Он ведь не мог читать мои мысли, верно? Звуковики на это неспособны.

— Не вздумай спасать Ингу, — проговорил он четко, и я затаила дыхание.

— Не понимаю, о чем ты, — отвернулась, собравшись наклониться, но Вася схватил за руку и заставил вновь посмотреть на себя.

— Я серьезно, Крис. Ты не должна в это вмешиваться. В городе без того неспокойно. Сейчас, когда сюда стекутся все столичные ищейки, просто нельзя так рисковать.

Я поджала губы, попытавшись вырвать руку, но ничего не вышло. Хватка Шумского оказалась сильнее. Где-то там, у входной двери, моя лопата отозвалась на проснувшийся дар. Прищурившись, прорычала Васе, приблизившись к нему:

— По-твоему, так должен говорить служитель церкви? Это называется «возлюби ближнего своего» и «Бог всех прощает»?!

— Бог да, а вот государь нет, — жестко ответил Вася. — И меня никто не простит. Потому что таков закон.

— И с каких пор ты ему следуешь, а?!

— С тех самых, как моего отца расстреляли за государственную измену! — крикнул он так яростно, что я непроизвольно подскочила и ошарашенно открыла рот.

Василий отпустил меня, шагнув обратно на кухню. Всего за одну секунду хорошее настроение и беззаботность ситуации исчезли, а на лице появилось мрачное выражение. Отойдя к окну, Шумский встал, обхватив себя руками, разглядывая что-то во дворе дома, на который открывался вид. Я продолжала стоять, не зная, как себя вести с ним.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Никогда раньше Вася не говорил о своем отце. Почему-то мне казалось, что его просто не было. Мало ли случаев, когда, заделав ребенка, мужчина сбегал? Или, может, он погиб, умер, пропал без вести. Несмотря на слова офицера жандармов, я все равно не могла связать нашего Ваську с государственным преступником, способным предать свою страну и императора.

Но, оказывается, у Ящинского были все основания.

— Кто он?

Я хотела знать. Хотя уже догадывалась. Дурой надо быть, чтоб два и два не сложить вместе: магия Хаоса, магия звука и удивительно редкое для наших краев отчество Рахматович. Рахмат Соловьев или Соловей Разбойник — тот самый маг, о котором я читала. Не думала, что сейчас передо мной будет стоять его сын.

— Догадалась ведь, зачем спрашивать, — дернул плечом Вася, вздыхая и поворачиваясь ко мне. Он присел на подоконник, рассеяно коснувшись креста на груди, наматывая на палец цепочку. — Мой отец связался с «Красной зарей» давно. Он поддерживал их идеалы, считал, что стране будет лучше без царской власти и буржуазии.

— А вы? — я подошла ближе, наплевав и на белье, и на все остальное. Под крышкой кипело зелье, пока мы стояли в тишине на кухне. Прислонившись к стене рядом с Васей, я немного неуверенно коснулась его руки, почувствовав, как он сжал мои пальцы.

— Нам пришлось бежать. Точнее, маме, она опасалась за мою жизнь, — слабо улыбнувшись, Шумский будто вспоминал что-то из детства. — Знаешь, магия Хаоса — она ведь наследственная. Или есть в крови, или нет.

— Ага, — кивнула я, непроизвольно поглаживая большим пальцем его кожу. — То есть твои способности проявились с рождения. Странно, что никто не заметил.

— Заметили, — иронично отозвался Вася, чуть наклоняясь ко мне и глядя в глаза. — Но тут я могу сказать спасибо отцу. Он всегда тщательно защищал свои тайны. И даже меня.

Не хочу знать, каким образом. Соловей Разбойник, не дрогнув, убил сотни людей. Полагаю, таким же способом он оберегал свою семью от ищеек правительства. Где-то там, во взгляде Васи, промелькнула затаенная боль. Отец ему был совсем небезразличен, а значит, не таким уж ужасным человеком был. Для него точно.

— Я не хочу вновь пережить это. Потерю, — выдохнул Шумский, обжигая дыханием мои губы. — Не хочу знать, что близкий мне человек умрет, а я ничего не смогу сделать.

— Из нас двоих у тебя больше шансов попасть под трибунал Святейшего Синода, Вася, — иронично отозвалась я, непроизвольно кладя ладонь ему на шею. — Ведь если что-то случится в городе, вряд ли останешься в стороне.