Леди, которая любила готовить - Екатерина Лесина Страница 36

А тот жил собственною курортной жизнью. И улочки, утром казавшиеся пустыми, заполнились людьми. Гуляли дамы в белых блузах и длинных юбках, столь одинаковых, что и сами эти дамы казались отражением друг друга. Они прятались от солнца под кружевом зонтов, раскланивались друг с другом и порой обменивались фразами или даже затевали разговор.

Прохаживались девицы в нарядах куда более свободных. Кружились рядом с ними кавалеры всех возрастов. Совершали неспешный моцион солидные господа, иные в особых, гимнастических костюмах, будто подчеркивающих, что хозяева их не просто так гуляют, но исключительно в целях оздоровления.

Были здесь и служанки.

Компаньонки, одетые проще и беднее. Гувернантки и гувернеры, сопровождавшие подопечных и друг на друга поглядывавшие с интересом.

Цокали лошади.

Плыли экипажи, пробираясь по узким улочкам.

А у конюшен и вовсе царило немалое оживление.

— Дальше я сам, — сказал Демьян, выбираясь из коляски, в которой он, признаться, слегка придремал от усталости и сытости.

— Никак не можно, барин, — Аким насупился. — Велено доставить.

Отказываться Демьян не стал. Во-первых, сил спорить не осталось, во-вторых, и вправду удобнее, чем извозчика искать. Он сунул Акиму полтинник, который тот принял с весьма важным видом, показывая, что делает сие исключительно из уважения к Демьяну, а не сребролюбия ради.

Давешний конюх Демьяну обрадовался, как родному.

— Живой! — заорал он так, что толстые голуби, обретавшиеся тут же, под крышей, заволновались. Пара поднялась даже, чтобы опуститься рядышком, заворковать с новою силой. — Живой! Как есть живой…

— Живой, живой, — подтвердил Демьян, отрывая от себя заботливые руки, ощупывавшие его. — И целый. И конь…

— Вернулся, барин. Пару часов как. Он порядок знает.

Прозвучало упреком.

— Мы уж думали на поиски кого рядить, да только… — конюх обвел конюшни. — Людно сегодня, будто весь город решил вдруг верхами проехаться.

— Благодарю за беспокойство, — Демьян вытащил еще один рубль, подумавши, что этак от содержания ничего-то не останется. — А скажи, любезный, отчего жеребчик так выстрелов боится?

— Стреляли, стало быть? — рыжеватые брови конюха сошлись над переносицею. — Тогда оно понятно… а чего боится, того не знаю. Только прямо аж до усмерти. Его из-за этого страху и продали. И главное, шельмец этакий, на слух различает. Наши думали отучить, кнутом хлопать стали, так он даже ухом не повел. Одного разу мы ехали, так телега со скобяным товаром перевернулась, грохоту было, а ему хоть бы хны. А чуть стрельбу заслышит, прямо-таки разум теряет.

— И не боитесь держать?

— Ну… — взгляд конюха заметался. — Когда б наше дело… а хозяин купил задешево и…

…дороже вряд ли продаст, если торговать честь по чести. А иначе лучше бы и не торговать, места тут малолюдные, все на виду. Верно, надеялся избавить жеребчика от этого страха, а когда не вышло, то и рукой махнул.

— Стреляют-то у нас редко. Это вам вот… не повезло. Вы б, барин, сходили к хозяину… эту… как его… тензию выставили, как та барышня, которая утром Ласку взяла, а после стала ругаться, что кобыла неходкая. Только кто ж чахоточной ходкую-то даст? Мы себе, небось, не враги. Ласка немолодая уже, спокойная, такая, может, и галопом не поскачет, но и не понесет от шороха…

— Погоди, — Демьян удержал конюха и протянул еще рубль. — Что за девица?

Он описал Пахотину парой фраз, и конюх пожал плечами.

— Да… навроде она.

— И когда явилась?

— Аккурат после вас. Я еще, признаться, грешным делом подумал, что она это… из тех, которые… ну… за мужиками… — оттопыренные уши густо покраснели, и конюх шмыгнул носом. — Туточки такие барышни бывают, что просто мамочки мои родные. Вся сама такая приличная, а на коня сядет и усвистает за кавалером. Там уж глядишь, и вместе ворочаются, и потом уже катаются, ну, если оно сладится… вот и…

— И не боятся по одиночке?

— А чего тут бояться? — вполне искренне удивился конюх. — Места у нас тихие, жандармерия свое дело знает. Тут и воровать-то не воруют.

В это Демьян точно не поверил, а вот в остальное, пожалуй, на правду походило. Если на той же вилле лечили нужных ведомству людей, то и о покое их оно бы позаботилось, и не только их.

— Значит, уехала за мной, а вернулась?

— Ну… — он поскреб рыжую лохматую макушку. — А вот до полудня и вернулась… только, барин, вы с нею не водитеся. Злая она. Вон, Ласку всю кнутом исходила. А чего? Понятно же ж, что кобыла старая, шла, как могла. В другой раз Вороницу дадим, пускай ей уже норов показывает.

Сказано это было с нескрываемым злорадством.

— А он ничего-то, — Ляля вертелась, изнывая от любопытства. — Откудова родом?

— Понятия не имею.

— А и вправду, — всплеснула Ляля руками. — Откудова бы ни был, нам-то какое дело? Вы сидите смирненько, барышня, а то ж вздумали тоже… гулять-то… я уж Акиму сказала, чтоб следующим разом ворон не ловил, а ехал…

Щетка из свиной щетины скользила по гладким волосам. Ляля что-то говорила, про кавалера, который всенепременно вернется, потому как по лицу видно, что человек серьезный, а не хлыщ какой-нибудь. Про Акима — вздумалось ему Ляле перечить, мол, не хозяйка она ему тут. Про саму Василису, которая по солнцу прогулялась и теперь точно посмуглеет, про волос ее, Василисы, тяжеленный, такому все завидуют и даже Марья, потому как сама бледна и немочна…

Василиса, кажется, даже придремала слегка, очнувшись лишь, когда Ляля заплела влажные еще волосы в косу.

— Тут, пока вас не было, Сергей Владимирович телефонировать изволил, — доложилась она, подвигая зеркальце так, чтобы Василиса увидела: коса не простая, а на семь прядей. Укрась такую жемчугами — не хуже прическа выйдет, чем придворного куафера.

Так, во всяком случае, Ляля считала. А Василиса не спешила ее разочаровывать.

— Сказал, что к вечеру придет с визитом. Очень просил, чтоб вы его дождались, — Ляля выглядела до крайности довольной, то ли собою, то ли Василисой. — Какой-то он был… растревоженный, что ли?

— Тогда надо его успокоить.

Настроение было пречудесным.

Душа пела. И хотелось танцевать, закружиться, пройтись по комнатам, заглянув в каждую, даже в ту совсем махонькую, подвальную, в которой некогда молоко хранили.

Давно.

А теперь там что?

Василиса спустилась на кухню. Такое настроение не грех было использовать. И что приготовить? Сергей Владимирович был человеком степенным, устоявшихся привычек и ко всему новому относился с немалым подозрением.

Стало быть…

Утиная грудка? Или все же курица? Нет, грудка… в медовой глазури и с клюквенным соусом. Знать бы еще, когда он явится. Хотя… если он возвращается тем же поездом, что и Василиса, то прибыть уже должен. Сразу он не поедет, заглянет к себе, примет ванну, переоденется…