Мир будущего - Людмила Райот Страница 36

Я с удивлением отметила, что еще недавно была совершенно спокойна.

Спокойно прошла по дому и равнодушно приблизилась к спальне Никеля; теперь же, когда мне оставалось всего ничего — просто попытаться открыть дверь, я не могла заставить себя даже пошевелиться. Ноги приросли к полу, а руки отказывались повиноваться.

Кажется, это была единственная дверь во всем доме, на которой имелась привычная дверная ручка, а не сканирующий квадрат. Ручка-символ, выполненная в форме мужской ладони. Черная, блестящая, очень реалистичная. Один палец — большой — отставлен в сторону, остальные слегка согнуты.

Рука ждала прикосновения.

Я нерешительно дернулась, чувствуя, как внутри нарастает волнение. Если бы только в доме не было так тихо! Тишина обретала форму за спиной, замирая в ожидании и обращаясь в слух — неужели решится?..

Я резко обернулась, чувствуя отдающиеся в ушах удары сердца: секунду назад я была уверена, что там, позади, действительно кто-то был; молча наблюдал за моей нелепой выходкой и ухмылялся.

Конечно же, там никого не было, только пустота, тишина, ожидание.

Так, спокойно. Я прислонилась к двери головой и задумалась, сконцентрировавшись на копии руки Никеля. Пока я, не отрываясь, смотрела на нее, меня переполнял спектр всевозможных чувств: от растерянности, обиды и злости до трепета и отголосков прошлого экстаза.

Погружение в эмоции помогло преодолеть нерешительность; действуя по наитию, я осторожно дотронулась до дверной ручки, провела по ней медленным, ласковым движением. От самого запястья через внутреннюю сторону ладони до большого и указательного пальцев, а затем скользнула внутрь приглашающе раскрытой руки.

Две ладони — человеческая и дверная — соединились в рукопожатии. Я отметила ее приятную теплоту, а затем услышала тихий щелчок. Прошло несколько мгновений, прежде чем я поняла, что он означал.

Со времени моего последнего присутствия в спальне Никеля прошло больше года, и не было никаких оснований полагать, что дверь откроется. По правде говоря, я собиралась постоять тут немного, убедиться, что ничего не произошло, посчитать попытку засчитанной и вернуться к себе.

Когда я убрала руку, дверь отъехала в сторону.

Войти? Будет ли это считаться проникновением со взломом, если электронный замок настроен так, чтобы впускать меня?

Не думаю — тем более, после того как Ник сам без предупреждения пришел ко мне.

Войдя внутрь, я первым делом зажмурилась, ожидая, что хорошо, прямо-таки до боли знакомая обстановка резанет по глазам. Но все, что хранилось в памяти об этом месте, изменилось до неузнаваемости, словно ее владелец сделал косметический ремонт в мое отсутствие.

То, что раньше было светлым, белоснежным и сияющим, исчезло. Теперь стены были похожи на мрамор — коричневый, с черными прожилками; пол и потолок — тоже темные, очень блестящие. Задрав голову, я разглядела свое отражение, удивленно рассматривающее меня сверху.

Спальня Никеля запомнилась мне огромной — сейчас же она выглядела просторной, да и только. На месте проходов в смежные помещения, ранее сквозных, стояли двери. Половину правой стены занимала прозрачная балконная дверь, также выполняющая функции большого окна. Она была обрамлена изящными, наполовину вдающимися в стену колоннами из того же коричневого мрамора.

И все же, почему дверь открылась? Никель был не из тех людей, кто мог забыть перенастроить электронный замок. И уж тем более не из тех, кто готов впускать кого попало в личные "покои". Кем попало я себя не считала, но из списка доверенных лиц должна была вылететь однозначно. Может, он считает меня настолько беспомощной, что не видит нужды прятать свои секреты?

Эта мысль разозлила меня. Я прошла по комнате, внимательно осматриваясь; вся мебель — рабочий стол, стулья, шкафы — была выполнена под темное дерево. Красивое, но бесполезное, необжитое дерево, потому что нигде — абсолютно НИГДЕ не было видно ничего, что можно было бы, пусть с натяжкой, назвать личной вещью.

На первый взгляд, здесь вообще не было вещей. Только лампы, картины, вазы и прочие элементы декора, сплошь новые. Непонятно — все-таки я когда-то жила в этой спальне. Дышала, спала, занималась любовью и активно влияла на ее внешний вид. А теперь я не то что не узнавала ее — я не узнавала ни одной из ее составляющих.

Хотя нет, кое-что я все-таки узнала: окно и высокую двуспальную кровать, бывшую некогда кремового, а не коричневого цвета. Они снова и снова притягивали взгляд, так как были единственными яркими пятнами во всем помещении.

Обойдя спальню по периметру, я села на маленький диван. Меня нервировала эта комната, я чувствовала себя взломщицей — хотя по сути, я ей и была.