Жена проклятого князя - Ирина Успенская Страница 35

– Хочется надеяться. Да, друг мой, я надеюсь, ты получил с де Грасси что-то для себя?

Андре невольно усмехнулся. О да, еще как получил! Правда, не деньгами, что в свете сегодняшнего выхода в свет крайне прискорбно.

– В его казне мышь повесилась, драгоценности жены проданы, а геральдический хлам не стоит ни гроша, так что на мою добычу и пообедать не сходишь.

Морис вздохнул.

– Ох уж мне эти нищие и драчливые. Ты уверен, что он не припрятал сундучка?

– Припрятал? Да он только что ободрал своих селян подчистую, у людей не осталось даже сена для коров. Он все продал буквально вчера, люди видели купеческий обоз с собственным барахлом. И какого-то таинственного человека, покинувшего замок сразу после отъезда купца.

– Как неудачно. Хм…

– Банк мог бы мне выплатить как посреднику. Допустим, двадцать процентов. Все равно это будет намного меньше, чем разница между долгом де Грасси и стоимостью земель.

– О, Андре, ты ли это? Ты научился считать! – Морис рассмеялся. – Двадцать вряд ли, за земли де Грасси много не дадут, репутация у него, сам понимаешь. Но сотню золотых ты определенно получишь.

– Благодарю, сир, – склонил голову Андре.

Морис же поднял бровь:

– Оригинальный способ выражать неудовольствие.

– Вы бессовестно проницательны, сир.

– Хватит изображать сиротинушку. У тебя и так жалованье почти как у капитана императорской гвардии. А хочешь привычной роскоши – женись на богатой невесте. Да хоть на Матильде Волковой. Мне доложили, князь Волков отдал ей вдовью долю.

– Ты издеваешься. Жениться на шлюхе?!

– О, ты… ты… – Морис рассмеялся так, что едва не уронил пустой бокал. – Андре, ты великолепен! Жениться на шлюхе!.. О светлые Небеса…

– Рад, что повеселил вас, сир.

– Ты… да ты просто трусишь, дружище! Боишься, что без титула не сумеешь очаровать даму.

– При чем тут титул? Я нравлюсь дамам сам по себе!

– Ну да, ну да, – покивал принц. – А браслетики, рысаки и туалеты от Саша не имеют к твоему очарованию никакого отношения. Завидую твоей наивности, друг мой.

– Да ладно. Морис, ты же не всерьез?

– Я? Ну что ты, конечно же, не всерьез… Слышал поговорку? «Ничто не красит мужчину так, как корона».

– То есть ты сомневаешься, что я могу понравиться даме, не имея титула и состояния?

– Отчего же, кому-то и можешь. Как юный резвый любовник.

– Ничего подобного. Вот увидишь, княгиня Волкова сама захочет за меня замуж! Без титула и состояния!

– Пари? Женишься на Волковой в течение года, дам баронство и десять процентов акций банка. – Морис ехидно усмехнулся.

– Проклятье, так нечестно! Мне и поставить-то нечего. Не единственные сапоги же!

– Нужны мне твои сапоги. – Улыбочка Мориса стала еще более ехидной. – Проиграешь – выполнишь любое мое желание. И без этих вот «я не могу, мне религия не позволяет!». Итак, пари?

– Пари, задери тебя баран! Год и ни днем больше, как я женюсь на Волковой!

– Вот, теперь я узнаю моего друга Андре. – Морис долил контьер себе и Андре, поднял бокал. – За твою удачную женитьбу, друг мой!

– За удачную женитьбу!

– Да, и сними ты наконец эту маску. Мы одни, дверь заперта. Ты сам от нее не устал?

– Честно? Достала меня до самых печенок, – вздохнул Андре и стянул проклятый кусок шелка. И в удивлении уставился на Мориса: – Что не так? Морис, какого демона ты смотришь на меня, как на привидение?

– Э… ты… – Морис зажмурился, потряс головой, потом снова посмотрел на Андре. – Ты сам. В зеркало посмотри. Темные ангелы…

Андре так и не понял, что такое особенное увидел Морис в его лице. Ну, подумаешь, глаза потемнели до густой синевы. Ну, черты стали резче и выразительнее, вместо княжеского лоска появилось что-то хищное, немного птичье. Ничего же существенного! А Морис сказал – совсем другой человек. Странное дело.

Впрочем, изменения собственной внешности Андре не слишком волновали. Ха! Кто бы ему сказал неделю назад, что забота о красе ногтей отступит на второй план! Не поверил бы. И зря.

Сейчас его куда больше волновало отсутствие денег (сотни империалов едва хватит на приобретение минимального гардероба и наем личного слуги) и отсутствие вестей от Шарлеманя. Он раз десять пытался его дозваться, впервые еще в замке Грасси. Тщетно. Вот и сейчас, на выходе из покоев Мориса, он мысленно позвал:

«Шарлемань, барон Грасси! Где тебя демоны носят?»

Никто не отозвался. Ну, если не считать графа Лавуа, преотвратнейшего типа.

– Вам не кажется, господа, что запахло псиной? – ласково оглаживая эфес перевязанной бантом шпаги, осведомился Лавуа у кучки придворных хлыщей.

– Фу… – поморщился один из них. – Бриттская псина пахнет ужасно.

– У его высочества непреодолимая слабость к вшивым тварям, – отозвался третий. – Вам не кажется, господа, что пора преподнести его высочеству мохнатый трофей? Волчья голова будет неплохо смотреться над камином.

– Только сначала придется ее хорошенько отмыть.

– Чтобы не воняло.

– Висельниками-то? Предлагаю проветрить зал, господа!

Последние слова потонули во взрыве хохота.

Андре с большим трудом удержался от того, чтобы вытащить шпагу немедля. Он – не убийца. И не глупая шавка, чтобы реагировать на пустой лай. Эти ничтожные людишки лебезили перед князем Волковым, стелились под ноги и выпрашивали милости, а теперь смеются над его смертью и отчаянно завидуют «новой игрушке принца».

Дураки. До сих пор надеются, что кто-то из них займет теплое местечко при Морисе, достаточно лишь избавиться от недоразумения в маске. Как будто если бы Морис хотел приблизить кого-то из них, он бы давно этого не сделал!

– Мсье, вы задели меня хвостом. – У самых дверей Андре заступил дорогу один из наглых дураков. – Это оскорбление можно смыть лишь кровью!

– Пожалуй, вы правы, мсье. – Андре шагнул вперед, заставив идиота отступить на полшага. – Я позову лекаря с ланцетом, чтобы пустил вам кровь. Или предпочитаете мсье с топором? Говорят, дурь отлично лечится отделением головы от тела.

– Трусливый бриттский пес, – выплюнул нахальный щенок. – Только и можете, что прятаться! За маской, за указами, но на самом деле – ты трусливый пес!

На этом месте князь Андрей Волков выхватил бы шпагу и заколол идиота на месте, несмотря на отчаянную нелюбовь к смертоубийству. Просто не смог бы удержаться. И это стало бы его последним проявлением «доблести» перед позорной казнью. Странно даже, что никто из кружавчатых хлыщей так и не решился на подобную провокацию. Может быть, потому что точно знали: провокатор бы не выжил?