Рождение Темного Меча - Трейси Хикмэн Страница 35

Джорам бежал, хотя за ним никто не гнался.

Во всяком случае никто, на кого можно было бы взглянуть. Никто реальный. Никто осязаемый. Исполняющие не могли прибыть так быстро. Односельчане защитили его, дали ему время. Ему ничто не угрожало.

И все же Джорам бежал.

И лишь когда у него начало сводить ноги судорогой, он рухнул на землю и понял, что никогда не убежит от того темного существа, того мучителя, который его преследует. Невозможно убежать от себя самого.

Джорам не знал, сколько он пролежал на лесной подстилке. Он понятия не имел, где находится. Лишь смутно ощущал, что вокруг него деревья и густой подлесок. Затем откуда-то послышалось негромкое журчание воды. Но для Джорама сейчас единственной реальностью была земля, к которой он прикасался щекой, а еще — боль в ногах и ужас в душе.

Пока он лежал, ожидая, когда ослабнет боль, холодная, рациональная часть рассудка твердила ему, что нужно вставать и двигаться дальше. Но под холодной, рациональной поверхностью разума скрывалось то темное существо, которое Джораму чаще всего удавалось удерживать под замком, в оковах. Все-таки иногда это существо срывалось с привязи и всецело завладевало Джорамом.

Ночь окутала своим покрывалом юношу, что лежал в изнеможении и страхе среди глухого леса, и наступление темноты высвободило тьму в душе Джорама. Вырвавшись на волю, она выскочила из закоулка, запустила зубы в его душу и поволокла прочь — грызть и терзать.

Джорам не вставал. Тело его сковало оцепенение, сходное с тем, какое испытываешь, едва пробудившись от крепкого сна. Ощущение было приятным. Ноги больше не болели, а вскоре Джорам и вовсе перестал что-либо чувствовать. Он более не ощущал привкуса грязи в уголке рта, там, где щека его прижималась к почве. Не чувствовал, что лежит на жестком грунте, что вечерний воздух наполнился прохладой, не ощущал ни голода, ни жажды. Его тело спало — но разум бодрствовал, хотя и пребывал словно бы в полусне.

Джораму снова казалось, будто он, маленький мальчик, лежит, скорчившись, у ног каменного мага, своего отца, и чувствует, как на него падают горячие, горькие слезы статуи. Затем слезы превратились в волосы, в беспорядке падающие ему на лицо, на плечи, на спину, а пальцы матери разбирали и распутывали их. А потом эти пальцы превратились в когти, раздирающие надсмотрщика в клочья.

Затем камень, что был его отцом, превратился в камень в руках Джорама. Холодный камень с острыми краями вдруг съежился и превратился в игрушку, порхающую в его пальцах и как будто исчезающую в воздухе. Но на самом деле все это время камешек покоился в ладони, надежно скрытый от посторонних взглядов. Скрытый — до сегодняшнего дня. Сегодня камень вырос, и его уже невозможно было прятать, и потому Джорам выбросил его...

А он вернулся обратно, и вот Джорам снова почувствовал себя ребенком...

Была ночь. И был день. Возможно, даже не одна ночь и не один день.

Черные чары. Так Анджа называла те моменты, когда тьма в душе сына брала верх. Это началось с тех пор, как мальчику исполнилось двенадцать. Джорам не знал, как бороться с этими чарами. У него просто не было сил, чтобы совладать с ними. И потому в такие моменты он целыми днями лежал на жесткой койке, глядя в потолок, и не реагировал даже на отчаянные попытки матери заставить его поесть, попить или вернуться в реальный мир.

Анджа так и не смогла определить, что же выводит сына из этого черного забытья. Просто в какой-то момент Джорам вдруг садился и с горечью смотрел на хижину и на мать, словно обвиняя ее в своем возвращении. А потом вздыхал и возвращался к жизни. И вид у него был такой, словно он выдержал схватку с демонами.

Но на этот раз Джорам погрузился в тьму так глубоко, что казалось, будто ничто уже не в силах вернуть его оттуда. Холодная, рациональная часть его рассудка уже начала готовиться к бою, как вдруг у нее появился нежданный союзник — опасность.

Первым чувством Джорама было раздражение: ну кому понадобилось его беспокоить?! Но затем его колено пронзила мучительная боль — у него даже дыхание перехватило. Джорам задохнулся, застонал и попытался развернуться.

— Оно живое.

Джорам попытался сквозь дымку боли и развеивающийся полумрак разглядеть, кому же принадлежит грубый, хриплый голос. В результате перед его глазами вырисовалась смутная картина: грязные, спутанные волосы, обрамляющие лицо, что когда-то могло быть человеческим, но исказилось и сделалось звериным и жестоким. Волосы спускались на вполне человеческие плечи и грудь. Но нога, пнувшая Джорама, не была человеческой. Она оканчивалась копытом.

Боль заставила Джорама возвратиться в реальный мир — и телом, и разумом. К нему снова вернулась способность видеть и чувствовать, и первым его чувством был ужас. Он увидел рядом со своей головой заостренные копыта, потом поднял взгляд и обнаружил, что над ним возвышается странное существо, получеловек-полуконь. Джораму отчетливо представилось, как это копыто опускается ему на голову, и страх подстегнул его организм. Но большого толку от этого не последовало. Мышцы от долгого бездействия сделались вялыми и малоподвижными, тело ослабело от нехватки воды и пищи. Скрипнув зубами, Джорам кое-как поднялся на четвереньки — и копыто тут же врезалось ему в ребра. Джорам полетел в кусты.

Тело вновь пронзила острая боль. Джорам пытался втянуть хоть глоток воздуха, а копыта, глухо простучав по лесной подстилке, вновь оказались рядом. Огромная рука ухватила Джорама за воротник рубашки и вздернула на ноги. Джорам зашатался — застоявшаяся кровь вновь побежала по жилам, и ноги отчаянно закололо — и упал бы, если бы его не перехватили другие руки. Перехватили и связали ему запястья за спиной, быстро и умело.