Слёзы Шороша - Братья Бри Страница 35

Между нашествием каменных горбунов и открытием Пути прошло одиннадцать лет. Эти годы Дорлиф жил спокойной жизнью. И только Фэдэф не смирился со смертью брата, не снял с пояса мечей и продолжал свою войну. Открытию Пути предшествовала знаменательная охота Фэдэфа.

Ранним утром Фэдэф, стоя в двух шагах от Корока, готового к дальнему походу, разговаривал со своими мечами, которые держал перед собой:

– Друзья мои, вы слышали, что сказал мне Тланалт? Нет? Конечно: вы были в ножнах. Он спросил меня, не пора ли вам на отдых, в пещеру Догуш, где дремлют ваши собратья. Но это был не вопрос. Это был совет моего доброго друга. Но он не понимает ни меня, ни вас… Вижу: вам ещё не пора на покой. Знаю: вы не успокоитесь, пока воздухом, который вдыхаю я, и который мог бы вдыхать мой брат, дышат те, кто убил его, хотя бы один из них. И я не могу успокоиться.

Лелеан вышла из дома. Фэдэф убрал мечи в ножны и подошёл к ней.

– Ты плачешь, Лелеан?

– Фэдэф, ты снова уходишь в горы и снова оставляешь меня с тревогой в сердце, – сказала Лелеан мужу безо всякой надежды на то, что её слова окажутся сильнее его страсти. Но она не могла не говорить их. Они сами, как слёзы, покидали душу, чтобы сказать о ней.

– Напрасно тревожишься, Лелеан. Всё будет хорошо. Но я дал клятву над могилой Саваса и должен покончить с ними. На нашей земле не должно остаться ни одной горбатой твари.

– Саваса не оживишь бессмысленной кровью, их и твоей. В последний раз ты сам вернулся ни жив, ни мёртв. Боюсь, что когда-нибудь вернётся только слух о тебе, о том, что ты погиб.

– Не говори так перед дорогой!

– А я говорю! И буду говорить! Ты забываешь, что у тебя есть другой Савас, живой Савас! Ему уже девять, и ты нужен ему. Видел бы ты, как он ждёт тебя!

– Я души в нём не чаю, Лелеан. Дороже тебя и Саваса у меня нет никого.

– Порой мне кажется, что больше всего на свете ты дорожишь своими мечами. Ты даже разговариваешь с ними как с живыми, – Лелеан стёрла со щёк слёзы. – Фэдэф, мне страшно! Я боюсь!.. Знаешь, чего я боюсь?

– Лелеан, тебе не надо ничего бояться. Со мной ничего не случится.

– Нет, ты дослушай меня. Я боюсь, что ты останешься один… со своими мечами. Я не знаю, откуда у меня этот страх. Мне и Савасу как будто ничто не угрожает. Но страх однажды вселился в моё сердце и не покидает его.

Лелеан расплакалась и убежала в дом.

Всякий раз по пути к горному хребту Кадухар Фэдэф заезжал в Нэтлиф. Уже несколько лет там жили родные ему люди: Тэоэти, которая через два года после смерти Саваса вышла замуж за Рэгогэра, и Брарб, о котором Рэгогэр заботился как о родном сыне.

Десятки семей из Дорлифа, Хоглифа, Крадлифа и даже из дальних селений (Нефенлифа и Парлифа) сразу после войны с каменными горбунами или позже перебрались в Нэтлиф. Люди не хотели смириться с тем, что в этом красивом селении, утопающем в зелени и окружённом озёрами, навечно поселятся лишь тени падших. Многие из них были родом из Нэтлифа, многие до нашествия горбунов имели там родственников, другие просто поддержали своих друзей и присоединились к ним.

Рэгогэр всегда был рад увидеться со своим другом. А ещё между ними был уговор: до подножия Кадухара они ехали вместе, потом Фэдэф отправлялся в горы, а Рэгогэр, взяв Корока, возвращался домой, а через шесть дней он должен был ждать Фэдэфа на месте, где они расстались. На другое Фэдэф не согласился. Рэгогэр, тот самый Рэгогэр, который никогда не отводил глаз и который только побеждал, предложил Фэдэфу:

– Фэдэф, Кадухар – это то место, где один – слабее, чем один, а двое – сильнее, чем двое. Я пойду с тобой.

– Спасибо, друг. Но я говорю: нет. Это моя личная охота, и у неё другие законы, – ответил Фэдэф и посмотрел то ли на Рэгогэра, то ли мимо него так, как никогда ещё не смотрел.

Во взгляде его Рэгогэр увидел то, от чего потом отказался, уговорив себя, что это лишь показалось ему. Но ему предстояло снова встретить этот взгляд.

На этот раз всё было как всегда, кроме одного: Фэдэф не пришёл в условленное место через шесть дней. Рэгогэр принял решение без колебаний. Он отпустил лошадей (Докод знал слово «домой»), а сам немедля отправился на поиски друга.

…Он шёл уже два дня. Он был осторожен: он не кричал Фэдэфу, не искал встречи со зверем и не дразнил Кадухар надменностью и риском. Он шёл вслед за своим чутьём. Оно заставило его неожиданно сойти с горной тропы и спуститься в ущелье Ведолик. Так же неожиданно что-то поманило его с другого берега горной реки Гвиз, и он перешёл её. Подойдя к скале, он увидел доселе неприметный вход в пещеру. Запалив факел, Рэгогэр протиснулся между камнями и оказался в ней. Её неприветливое и непредсказуемое за каймой короткого света нутро заставило его ещё больше напрячь зрение и слух и взяться за кинжал. Так он шёл долго, сопровождаемый неприятно громкими голосами собственных шагов и шёпотом своего дыхания, пока впереди не замаячил тусклый свет. Выбравшись наружу, Рэгогэр увидел в двух шагах от себя убитого горбуна и понял, что он на верном пути. Он живо представил, как Фэдэф выходил из пещеры, держа, как и он, в одной руке факел, в другой меч. Горбун набросился на него справа, со скалы, с выступа. Он учуял Фэдэфа заранее, когда тот был ещё в пещере, и подстерегал его. «Успел бы я, как Фэдэф, увернуться и сразить его точным ударом? Пещера напрягла мои чувства, а свет расслабил их… Почему же он не вернулся? Какая ловушка подкараулила его?.. Скоро стемнеет».

Рэгогэр медленно поднимался по узкой горной тропе. Темнело – продолжать поиски становилось опаснее. И, как только глаза его наткнулись на подходящий для ночёвки уступ с навесом, он расположился на нём. В глубине уступа его рука нащупала мешочек, перевязанный верёвкой. Он открыл его: внутри был хлеб… испечённый в пекарне Дарада. Он узнал этот хлеб. Он любил его с детства. Особенно ему нравилось есть его с парным молоком. У Рэгогэра был с собой узелок со сметанными лепёшками, которые испекла Тэоэти, но он не мог не отломить кусочек дорлифского хлеба, чтобы вспомнить его вкус. Хлеб был (так показалось Рэгогэру) ещё довольно мягкий. Рэгогэр не сомневался, что здесь провёл одну из ночей Фэдэф. Он был доволен, что не потратил драгоценного времени впустую. Он был доволен, что ел свой любимый хлеб, оставленный Фэдэфом…

– Рэгогэр, просыпайся. Светает.

Рэгогэру на мгновение померещилось, что его зовёт Фэдэф. Он открыл глаза и, глядя из темноты в сторону тусклого света, увидел тёмный силуэт, и понял только то, что это не Фэдэф.

– Кто ты? – спросил он грозным голосом.

– Рычишь как медведь. Выбирайся из берлоги и увидишь, – сказал незнакомец, и Рэгогэру показалось, что этот голос он где-то слышал раньше. – Пора идти.

Рэгогэр вылез из своего согретого телом убежища на холодный воздух.

– Теперь узнаёшь меня?

– Здравствуй, Лебеард.