В интересах государства. Орден Надежды - Алекс Хай Страница 35

Правда, черта с два бы Афанасьев догадался, что задания мне давал именно Корф — в книге не было упоминаний. Если, конечно, Афанасьева не проинформировал кто-то, кто меня раскрыл. Тогда хреново. Но в это верить не хотелось.

— Короче, пока не будем никуда нести маячок, — сказал я. — Поиграем по их правилам. Вернем мешок на место, я только заберу свои вещи.

Денисов взирал на меня с сомнением.

— Хочешь поймать щуку на живца? А справишься?

— Ага.

— И думаешь, после гибели Афанасьева кто-то придет?

— Ну маяк-то работает. Рано или поздно его могут засечь местные. И тогда начнутся вопросы. Будь я на месте сообщника Григория, я бы подчистил все концы. Я хочу вернуть барахло на место и последить за теми, кто наведается, чтобы его забрать. Так мы сможем вычислить фигуру на той стороне. И вот уже с этим можно идти к руководству. У меня есть выход на помощника ректора, он нас выслушает.

Денисов округлил глаза.

— И когда это ты успел?

— Мало сплю, много бегаю. Так что, план утвержден?

— Ну, может ты и прав. У меня нет опыта в таких делах, — пожал плечами Денисов. — Но порой я начинаю жалеть, что влез в это.

— Вылезать поздновато, но у тебя еще получится. Если хочешь, сотру тебе память…

— Нет, — замотал головой вражина. — Я дал обещание, что все выясню. И я должен его выполнить.

— Devotion turns dangerous when armed with rules of faith, — процитировал я строчку из песни одной панк-рок группы.

Денисов удивленно моргнул.

— Чего? Это по-английски?

— Да. “Преданность становится опасной, вооруженная канонами веры”. Это я к тому, что не стоит тебе разбрасываться клятвами и обещаниями, Константин. Дворянское слово дорогого стоит, но далеко не все ситуации требуют таких жертв. Я тоже думаю, что мы влезли в какое-то очень неприятное дерьмо, но…

— Но ты тогда зачем продолжаешь копать?

Я улыбнулся. Как бы ему сказать…

— Я хочу защитить Ронцова и остальных. Кроме меня, некому. Я их друг, и они мне верят.

Денисов очень странно на меня взглянул. В глазах этого качка с физиономией арийского солдата читалось… уважение?

— Благородно. Знаешь, Соколов, несмотря ни на что, с тобой приятно работать.

Я не удержался и тихонько рассмеялся.

— Скажи, Костя, а если мой род внезапно вернет себе Осколок. Ну, допустим, совершит моя семья какой-нибудь великий подвиг, и сам император нас им одарит. Что тогда? Я все равно буду в твоих глазах второсортным аристократишкой?

— А разве тебя заботит, что я о тебе думаю?

— Мне интересен ход твоих мыслей. Пытаюсь понять, как думают люди вроде тебя. Это полезно.

Денисов пожал плечами.

— Если император решит, что твой род достоин такой чести, то кто я такой, чтобы оспаривать его волю?

Вот как. Значит, Костик у нас был предан императору всей душой. Что ж, похвально. На месте Его величества я бы таких ребят ценил.

— Но ты же в курсе, что в утрате Осколка виноват мой прадед. И я, и мой отец и даже мой дед — все патриархи оказались заложниками ошибки предка. В твоих глазах дети должны отвечать за деяния предков?

— Таков мир, Соколов, — с печалью отозвался Денисов. — Его законы жестоки, но это наш мир. Справедливости и равенства не существует, это все сказки. Люди не равны и не рождаются равными. Хорошим часто не везет, а плохие получают все. Ошибка одного нередко губит сотни. Встречают по одежке, титулу и репутации. И мы с тобой ничего не сможем сделать, чтобы все это изменить. И чем быстрее ты это поймешь, тем больше шансов, что сможешь выплыть и вытащить свой род из затруднительного положения.

Вот что мне все же нравилось в этом парне, так это его непробиваемая честность. Всегда нес именно то, что было на уме. Не стыдился убеждений, не юлил. Рубил правду-матку так, что щепки летели.

— Тогда идем обратно во Флорариум, — улыбнулся я. — Будем делать закладку.

— Что делать?

Я отмахнулся.

— Пролетарский жаргон. Не вникай.

— Странный ты, Соколов, — открывая калитку, сказал Денисов. — Хоть и из обедневшего рода, но явно неплохо образован. В радио соображаешь, по учебе быстро все схватываешь, стихи английские цитируешь…

Я чуть не прыснул. Да-да. Стихи великого канадского “поэта” Билли Тэлента. Хотя песня и правда хороша.

— И что?

— А потом выдаешь какие-то перлы, смысла которых я понять не могу. Словно ты из другого города приехал.

— Можно и так сказать, — отозвался я. — Много общался с простолюдинами, понабрался всяких глупостей… Так, стоять.

Денисов резко затормозил позади меня. Скрипнул снег под ботинками.

— Видишь? — понизив голос, я кивнул в сторону деревьев, где в роковую ночь прятался Малыш, охраняя пути отхода. — Тот мужик с лопатой.

— Да. Вижу. Ну так что, брать его будем?

Я прикинул расстояние. От нас до таинственного незнакомца в рабочей робе было метров тридцать. Все бы хорошо, но бежать придется по глубоким сугробам, а где-то там еще и пряталась низкая оградка с пиками — можно было легко на нее напороться.

— Идем в сторону Флорариума. Пусть плетется за нами, — решил я. — Как выйдем на удобную для бега дорожку, постараемся его перехватить.

— Пару пропустим.

— Хрен с ней.

Денисов тяжко вздохнул, и мы торопливо направились в сторону оранжереи. И в этот момент в мою голову прорвался голос Сперанского.

“Миша, етить твою налево! Где тебя черти носят?”

“Я занят”.

“Ты и должен быть занят! Но здесь, на докладе!”

“Попросись прийти последним. Скажи, я застрял в лазарете”, — взмолился я. — “Я приду, обещаю”.

“А ты и правда в лазарете? Что-то случилось?”

“Нет, конечно. Я по другому делу бегаю. Потом расскажу. Но всем растрепли, пожалуйста, что мне стало нехорошо и голова закружилась”.

“В этот раз ты не отвертишься”, — не сдерживая ярости, предупредил лекарь. — “Быстро все доделывай и пулей в аудиторию!”

Он исчез из моей головы так же внезапно, как и возник. Мы с Денисовым тем временем добрели до мостика, и как раз в том месте, где дорога изгибалась почти под прямым углом, смогли обернуться.

Мужик шел за нами по ровной утоптанной тропинке. Непринужденно курил, закинув лопату на плечо, словно просто прогуливался и выискивал плохо утрамбованные сугробы.

— Пора, — шепнул я Денисову.

Боевик резко развернулся и ринулся на преследователя.